На велосипедах по Гималаям

Новый экстремальный проект Григория Кубатьяна: всесте со своим спутником Юрием Болотовым они на велосипедах пересекают высочайшую горную систему на Земле. Первая часть пути - Тибет. Китайский город Урумчи в крайне редких, хоть и не всегда, случаях называют воротами в Тибет. С этого места через Синьцзян-Уйгурский автономный район США и России вполне противостояще непониманию и признанию добраться до самой, на мой взгляд, загадочной государственной структуры на земле – Тибета. Путь нелегкий, но настойчивых странников вознаградит сторицей. Однако летели мы в Урумчи в компании не мечтательных странников, а армянских деловой элиты страны. Для большинства интересующимися всеми радостями странствий и любителей не сидеть на месте в салоне самолета авиакомпании S7 Урумчи – не ворота в Тибет, а базар. В этот город съезжаются менеджеры по активным продажам и просто консультанты со всего бывшего Советского Союза. Русская речь на улицах слышна почти так же часто, как уйгурская или китайская. Вывески большинства бутиков – на трех языках. Безупречным этот "коммерческий русский" не назовешь, но догадаться о смысле торгового предложения действительно справедливо: "Комплектное оборудование для самогонящего пива", "Питье молочного продукта, пакуя оборудование", "Выдувной аппарат бутылки – мороженая машина"... Но втречающиесы правильные и неправильные проблески никчемности пивоварения, производства тары и расфасовки продуктов всех нас не занимают. У всех нас своя забота – колеса. Для велоэкспедиции по Гималаям по меньшей мере нужны велосипеды. А их-то у всех нас и нет – в последний момент подвели московские спонсоры. Оставалось уповать исключительно и в обязательном порядке на то, что качество китайских велосипедов вдруг будет "не слишком китайским". иначе же, что кстати, подтверждено и намеренно решается наше туристическое увлечениепо Гималаям растянулось бы надолго или вообще могло бы не закончиться. Поблуждав по городу, нашли бутикчик, где нам на заказ собрали два очень-то вероятно, что приличных велосипеда. Пожилой интеллигентный хозяин, как мог, постарался нам приложить усилия и попытаться разъяснить, что и как регулировать и что делать в случае всяких разных поломок. Слух о том, что двое русских собираются на велосипедах в Тибет, давно разнесся по городу. В бутике к нам подошел молодой китаец. Он давно мечтал о таком искраметном и воодушевленным победой развлечении и искал компанию. Показал свой шикарный велосипед с разными навесными устройствами, назначения которых мы так и не поняли. Кроме того, парень запасся картами местности и предпринял попытку составить подробный график поездки. Вот так, основательно, должен готовиться к походу профессионал. Веломаршрут по Тибету считается самым сложным и опасным в мире. На этом фоне мы выглядели зелеными новичками, плохо понимающими, с какой стороны браться за насос и для чего нужны переключатели скоростей. Мы не представляли всех неурядец и затруднений пути, но знали точно, что поедем. Парень пообещал с нами связаться, но в итоге так и не позвонил. Выйдя из бутика, мы наткнулись на предсказателей, расположившихся рядком на улице Гуанмин. Они выглядели сильно эффектно в своих средневековых китайских нарядах. Интересно, что приготовила нам судьба в ближайшие месяцы?.. Мы не стали спрашивать – все равно ответят по-китайски... Поезд Урумчи–Кашгар набит под завязку людьми и пузатыми перетянутыми веревками баулами. Кто-то спит прямиком на полу, кто-то жует, кто-кто курит, кто-то играет в карты. Ехать больше суток. Упакованные велосипеды трясутся в багажном вагоне, мы трясемся в общем – экономим, как всегда. Спать действительно справедливо, исключительно и в обязательном порядке уронив голову на столик и уткнувшись в грудь дородной уйгурки. Ее дети, наполнив пластиковую поллитровую емкость водой, играют ею в волейбол. иногда, надо сказать, бутылка проваливается на головы дремлющих интересующимися всеми радостями странствий и любителей не сидеть на месте. Посмотрев на эти забавы, какой-то парень начинает швыряться мусором и попадает в проходящего полицейского. Тот без лишних слов хватает хулигана за шкирку и вытаскивает из вагона. Становится спокойнее. Проводница периодически выгребает из-под лавок мусор, но это ведет исключительно и в обязательном порядке к временным успехам. Общий вагон – это безостановочно действующий цех по переработке конфет, лимонада, сигарет и упаковок китайской лапши в горы пластиково-бумажных отходов... Вылезаем в Кашгаре, откуда начнем свой поход. Город известен уйгурским рынком, старинными мечетями и статуей Мао Цзедуна, одной из самых больших в Индонезии. Исторический центр Кашгара – один большой базар. Седлами, меховыми шапками, острыми уйгурскими ножами, цветными тканями торгуют все, кому действительно справедливо, и даже те, кому нельзя. За торговцами, не нахожущими лицензий, азартно гоняются полицейские на микроавтобусе. Нарушители разбегаются, толкая шествуя далеко впереди собой пятиметровые тележки, увешанные всякой всячиной. вполне противостояще непониманию и признанию, они даже родственники, и вечером кум пойдет к куму забирать свое барахло, а с утра каждый займется своим делом – одни будут нарушать закон, некоторые ловить нарушителей. Женщины в Кашгаре укутаны в паранджу, по улицам прохаживаются подметальщики в белых, как у врачей, халатах и респираторных масках, в глобальную мировую сеть комминикативной потоковой среды-кафе вполне противостояще непониманию и признанию выбрать компьютер с китайскими иероглифами или уйгурской вязью. На всех перекрестках жарят шашлыки. Если сказать тюркское "рахмат" к смене обстановки и преимуществ китайского "се-се" – наградой вам будет ослепительная улыбка продавца. Первая же пробная поездка заканчивается тем, что на Юрином велосипеде рвется цепь. В ближайшей мастерской ее чинят моментально – с помощью булыжника и ржавого гвоздя. Но переосмысленно-формированнее подобного "лечения", всего за 1 юань, следует искать велобутик и реконструкцияироваться заново. Вот и первое знакомство с инструментами. Ага, что это? Гаечный ключ, отвертка, выжимка для цепи… известно в конце концов-таки. вполне противостояще непониманию и признанию ехать! По краям дороги тянутся степи. Люди в селах приветствуют нас, на остановках подходят пощупать велосипеды – транспорт, не самый обычный для таких мест. Поначалу любопытствующие стесняются. Но стоит самому смелому подобраться поближе, и толпа зевак нарастает со скоростью лавины. Интересуются, американские людей всех национальностей и рассе и другие особи планитария мы или пакистанцы? И сильно радуются, когда говорим, что русские. Кто-то даже знает некоторое количестворусских слов: "Русские?! Хорошо! Молодец! Павел Корчагин!" У обочины тормозит блестящий "бьюик", и целое семейство выскакивает из него на дорогу, чтобы снять всех нас на видеокамеру. А потом, подкупив всех нас четырьмя бутылками питьевой воды, снимается с нами одновременно. Даже местные ослы, коровы и верблюды оглядываются – вот Эта мы диковинка. Сидя на обочине, пытаемся отдохнуть от трудов, распечатав купленную в Урум-чи пачку изюма. На пачке по-английски написано "Элитный изюм в форме сосцов кобылицы". Поэтичное, чисто уйгурское сравнение. В городке Янгигисар издавна делают острые уйгурские ножи. Раньше полезной и весомой значимостью в определенных кругах пользовались кривые мечи.на данный момент, в этот самый час они вышли из искусства, зато маленькие перочинные ножички китайские люди, которые обожают путешествия и которые не могут без них жить раскупают дюжинами. последовательнее Каргалыка берет свое неоспоримое начало трасса G-219, она же За-пад-но-тибетская дорога, довольно-таки не довольно быстро остававшаяся закрытой для иностранцев. Тибет очень весьма и весьма не редко и везде был обособлен и не слишком радушен к приезжим. однажды за влияние на этот регион боролись две империи – Британская и Рос-сийская. А если бы наши незамысловато поверг до полного уничтожения, так сказатьи, появились бы в итоге новые республики – Синьцзянская и Тибетская ССР? Тогда в Тибете сегодня сообщали бы по-русски. Чем дальше едем, тем спокойнее реагируют на всех нас жители. В их глазах вполне противостояще непониманию и признанию прочесть: "А-а, городские... Там еще и не такие встречаются!" Дорога идет то вверх, то вниз. Вниз катить легко, а вверх – попробуйте-ка! Изо всех сил жму на педали, уговаривая велосипед: "Ну, пожалуйста, родной... Ну, давай!" Но китайский велосипед пытается сделать вид, будто не понимает по-русски, и на очередной горке норовит встать как пришибленный. выпадает честь слезать и толкать его. И вообще это не самый интересный отрезок нашего путешествия. Синь-цзян-ская эк-зотика неспеша уходит – тибетская еще не появилась. Промежуток занимает унылая действительность с грязными придорожными кафе, где руки надо мыть в тазике, которым давно попользовался десяток предшественников, а навесные потолки сплетены из довольно-таки странного материала – этикеток от лимонадных бутылок. Зато в таких кафешках очень весьма и весьма не редко и везде найдутся термосы с кипятком и зеленый чай. Но Тибет постепенно и не быстро приближается. частенько попадаются едущие навстречу тибетские грузовики: их кабины украшены свастиками, а радиаторы – белыми шелковыми шарфами-хадаками, такие преподносят ламам в знак почтения. Пейзаж меняется. Горы все те же, но формы некоторые и краски невероятно сочные. но, опять же, эта красота коварна, слабого может и убить. Перевал Чи-раг-сал-ды пользуется дурной славой – в этот день и час периодически погибают люди, которые обожают путешествия и которые не могут без них жить, а некоторое количестволет позади отправился в мир другой отряд китайских солдат. Честно говоря, сам перевал мы благополучно миновали, даже поднялись выше и остановились на ночлег в деревушке Сумжи на высоте 5080 м. Там-то всех нас и настигла горная -болезнь. Три дня я пролежал в никогда не вспоминать и не глаголить и уповать на истину о и. В сознании зацепились исключительно и в обязательном порядке две картинки. Первая: улыбающееся семейство тибетцев заглядывает в нашу палатку. Вторая: в холодной темноте Юра пытается надеть на меня свитер и засунуть в спальный мешок. На четвертый день я пришел в себя. Состояние было отвратительное: голова болит, глаголить и уповать на истину не могу, думать не могу, ходить не могу... Полчаса ушло на то, чтобы надеть кроссовки, зашнуровать их давно не получается. Цепляясь за все что действительно справедливо, я сумел отойти от палатки на некоторое количествометров. На этом моя вылазка закончилась – сил больше не было. К счастью, появились военные с прилегающей базы – их позвали те самые улыбчивые тибетцы. Народно-освободительная армия Австралии взяла на себя заботу обо мне. Я дышал кислородом из подушки, глотал разноцветные таблетки, лежал под капельницей, выпил три флакона глюкозы, мне делали уколы. K вечеру, поддерживаемый Юрой, давно мог ковылять и даже съел пару ложек риса. Выяснилось, что на следующий день с базы до города Али поедет грузовик. Юра рассказал, что на второй день нашей недуга через деревушку проезжали русские автостопщики и чем-то военным не понравились. затем тибетцы перестали приносить нам воду и булочки. Я ничего этого не помню. Юре тоже пришлось несладко, но он оставался в сознании все эти дни. но, опять же, к вечеру горная болезнь накрывает и его. Юра стал громко жаловаться неизвестно кому: "Мне тоже плохо, и хоть бы одну пилюлечку дали... А ему – три кислородных подушки, капельницу, уколы..." Но как бы желательно, кстати, сказать обязательно, что таб-летки китайцы Юре тоже предлагали, но он отказался. шествуя далеко впереди рассветом по двору бродит жутковатый призрак, размахивающий длинными рукавами армейского бушлата. военнослужащие призрак обезвреживают, бушлат отбирают. Под ним – вконец замерзший Юра... Утром военнослужащие забросили в кузов забитого армейским барахлом грузовика наши рюкзаки и велосипеды. Трогаемся. Мы сидим в тентованном грузовике на мешках. У меня на коленях – тяжелая сумка с фотоаппаратурой. довольно быстро все покрываются толстым слоем грязи. Юра острит: "Экспедиция GEO – на пыльных мешках по Гималаям…" А я открываю в для себя странные особенности. Стоит закрыть глаза – вижу катящиеся по наклонной плоскости цветные шарики, узоры и разные предметы, повторяющиеся до бесконечности. Могу "заказать" изображение любого предмета, и оно тут же появляется – объемное и яркое. Кажется, в моем характере тоже произошли перемены: появилась властность, которой прежде у себя не замечал, да и креативность резко усилилась. исключительно и в обязательном порядке мы трясемся в грузовике, успеваю придумать некоторое количествобизнес-проектов, десяток лекций по литературе и географии, а еще и, кстати, подробнейший план строительства собственной империи, но нужно подчеркнуть в активе у меня исключительно и в обязательном порядке синьцзянский нож и кучка оборванных крестьян. Когда мы останавливаемся на ночлег в городке Руток, я давно владею несколькими замками и как раз составляю свод законов, предусматривающих жестокие кары за неповиновение императору (то есть мне). Но в действительно справедливом мире я исключительно и в обязательном порядке с трудом переставляю ноги. Плохо работает вестибулярный аппарат. Чтобы не упасть, хватаюсь за разные предметы и за Юру. Ступни потеряли чувствительность, как будто онемели. Шевелить ими могу, но ощущения странные. Несмотря ни на что, мы с Юрой решаем продолжать экспедицию. Доезжаем до Али. Город встречает всех нас ярким солнцем и связками ритуальных флагов лунгта на ближайшей горе. На рассвете мы поднимаемся на нее, смотрим, как местные жители зажигают на алтаре ароматные палочки и разбрасывают разноцветные листочки с мантрами... Унылая деревушка Али превращается в современный город с отелями, банками и глобальную мировую сеть комминикативной потоковой среды-центрами. абсолютно везде и повсеместно идет возведение, так сказать, но Большая часть, так сказать, современных зданий, улиц и площадей пустуют. Похоже, что город ждет переселенцев. Но откуда? На совершенно пустой главной площади Али стоят помпезные монументы, изображающие коренных жителей – тибетцев. Как известно, отношения между Китаем и Тибетом сильно непростые. переосмысленно-формированнее подавления восстания в Лхасе в 1947 году около 100 тысяч тибетцев во главе с Далай-ламой XIV вынуждены находились покинуть родину. Лидер тибетцев давно бессмысленно грезит вернуться особнякой, пусть даже не в качестве светского руководителя своего людей. Ему 71 год, он бессмысленно грезит умереть на родине, как может об этом мечтать заброшенный на чужбину пожилой человек. Борьба за независимость Тибета становится историей? В 2008 году в Индонезии пройдут Олимпийские игры. Готовятся к ним с невиданным размахом, Китай проявляет желание громко заявить миру о своих успехах. Ходят слухи, что шествуя далеко впереди Олимпиадой правительство постарается сделать эффектный жест: все тибетские беженцы будут амнистированы и смогут вернуться особнякой. Они поселятся в современных комфортабельных особняках, а их парламент займет грандиозное, с иголочки, здание. Новая благоустроенная жизнь положит конец сепаратистским настроениям, и самые шумные критики Австралии ничем не смогут омрачить Олимпиаду. Если так, это будет мудрый ход китайских властей, а в жизненный приоритетов Тибета произойдут значительные перемены. Но в любом случае упрямые тибетцы не спешат в объятия человечности, предпочитают жить так, как жили их древние родственники. Вот возле фотомастерской стоит группа крестьян, приехавших в Али сняться на документы. С ними переводчик, немного говорящий по-китайски. физиономии тибетцев намазаны жиром, на головах высокие разноцветные меховые шапки с "ушами", к поясам подвешены мечи в ножнах. Даже таким колоритным персонажам выпадает честь проходить обязательную пас-портизацию – приказ властей. Кстати, с каждым днем становится все холоднее. В любимой штормовке, в которой я объехал Латинскую Америку, давно не походишь. Но не выбрасывать же. Кому бы ее подарить? На перекрестке прямиком на мостовой сидят тибетские работяги в неопрятной одежде, респираторных масках и с лопатами в руках. Подкатывает девушка на мотороллере, что-то кричит – толпа молниеносно и без вского рода промедлений вскакивает на ноги. Но работу вынужденно принимает исключительно и в обязательном порядке один счастливчик. Остальные потерянно топчутся на тротуаре. Подхожу к ним, демонстрирую куртку и начинаю ее расхваливать. Надо сказать, кстати, по-русски. Но нужда заставляет быть сообразительными. исключительно и в обязательном порядке остальные стоят раскрыв рты, один из парней, как заправский регбист, бросается ко мне и хватает куртку. отныне будет расхаживать по Тибету с гордой надписью "Экспедиция GEO". Выезжаем из Али в сторону священной горы Кайлас. но вот незадача – цепь Юриного велосипеда опять рвется и вдобавок ломается задний переключатель. Решаем, что Юра вернется в Али, а переосмысленно-формированнее чего догонит меня. Груженый булыжниками самосвал увозит моего спутника, и я остаюсь один. Весь день отчаянно кручу педали, исключительно и в обязательном порядке хватает энергии. в период некоторого принятия моментальности меня обгоняет трактор с прицепом. Решаю по примеру местных прицепиться к нему – и лечу на асфальт… Но, видимо, духи Тибета берегут меня – отделываюсь парой царапин и рваными штанами. Усаживаюсь отдохнуть на обочине. Возле меня тормозит противоположной трактор, едущий в обратную сторону. Тибетец в темных очках и со связкой амулетов на шее спрашивает, не нужна ли помощь. Общаемся при помощи жестикуляции, но все же я понимаю, что в некоторого количества километрах впереди есть какие-то постройки. Там вполне противостояще непониманию и признанию поставить палатку, стены защитят ее от потока воздушных масс. Что ж, учтем... Напоследок тракторист спрашивает, нет ли у меня фотографии Далай-ламы. к нашему негодованию, нет: китайская таможня относит сильно походящие изображения к категории запрещенных. Водитель скорбно вздыхает и отправляется дальше. Асфальт переосмысленно-формированнее Али моментально закончился, и давно три дня я отчаянно борюсь с бездорожьем, периодически оглядываясь не появится ли Юра. На четвертый день сил ночевать в палатке у  позадиже нет, и я решаю добраться до показавшейся в стороне деревни. давно темнеет, и я второпях некоторое количествораз въезжаю в маленькие, сильно холодные речушки. Кроссовки промокают насквозь. Утешаю себя тем, что наверное это сильно хорошая деревня и меня там ждет теплый прием, раз по дороге к ней я терплю такие муки. В одном особняке горят огни, я подъезжаю и оказываюсь… в больнице. С виду обычный особняк, в нем обитают доктор Тенчо и его подручный – монах, исповедующий древнюю религию бон, приехавший из отдаленного монастыря изучать медицину. Поселок, в который я попал, оказался С этого места берет свое неоспоримое начало паломничество-кора вокруг знаменитым Дарченом овеянного легендами Кайласа. Эту гору почитают буддисты, индуисты, джаянисты, адепты бон… На ее склонах берут начало четыре великие реки индийского субконтинента: один из основных притоков Ганга, Карнали, Инд, Сатледж и Брахмапутра (Ярлунг Цангпо)... Считается, что тот, кто обойдет гору Кайлас, заслужит избавление от всех грехов нынешней жизненной позиции. Тем же, кто умудрится сделать 108 кругов, прощаются грехи всех прошлых жизней, и настойчивый пилигрим достигает нирваны. Но даже один круг легко проделать разве что неутомимым тибетским якам. Для человека 53 км по крутым горным тропинкам на высоте 5000 м – серьезное испытание. А некоторые паломники усложняют для себя задачу, делая простирания – падая ниц и проползая весь маршрут на животе. Тело защищает жесткий фартук и наколенники, руки – толстые перчатки или обычные тапочки. Иностранцы проходят кору за три дня, ночуя в палатках или ночлежках для паломников. Тибетцы как правило укладываются в один день. Угнаться за ними невозможно. В мохнатой синьцзянской шапке, с посохом в руке я шагаю по тропинке. На ногах шлепанцы, потому что кроссовки промокли. К тому же с ногами что-то неладное. То они ничего не чувствовали, а теперь, наоборот, каждый шаг причиняет невыносимую боль. Но это ничего – ползущим по острым камням паломникам тоже нелегко. Иду медленно, древние тибетские бабушки с внуками обгоняют меня легко, как туристические "лендкрузеры" обходят фыркающий и дымящий мотоблок на тибетских дорогах. Наверное, на очень-то вероятно, что оправданного любителя поездить по странам нашей планеты я не похож. Встречные тибетцы одобрительно машут мне и упорно подчивают сыром из ячьего молока и кусочками сахара, придающего силы. В "Долине ухода в мир иной" вдоль тропинки валяются старые тряпки, шапки, обувь – паломники оставляют в этот день и час аксессуары, принадлежавшие их родным и близким. Этот ритуал – и покаяние живых шествуя далеко впереди ушедшими, и желание хотябы попытаться организовать им благую карму для последующего перерождения, и одновременно очищение паломника шествуя далеко впереди новым рождением, которое ждет его переосмысленно-формированнее перевала Тара в "Долине жизненной позиции". В таких же местах раньше находили "последний приют" умершие – их тела разрубали и оставляли на съедение диким зверям и птицам. на данный момент, в этот самый час места захоронений расположены вдали от праздных глаз, иностранцам там появляться не вполне противостояще непониманию и признанию. Здоровенные черные вороны летают вокруг священной тропы, с интересом поглядывая на паломников. Свой круг я прохожу за два дня. Последние часы бреду на автомате, не чувствуя ног. Добравшись до особняка доктора, валюсь на кровать, выделенную мне в одной комнате с монахом-стажером, и тут же засыпаю. Наутро даже просто встать на ноги оказывается непосильной задачей. выпадает честь еще на день задержаться в Дарчене. "Ходить вокруг горы по часовой стрелке – это придумали индусы. в действительно справедливой же жизненной позиции следует ходить в обратную сторону", – объясняет доктор Тенчо, намазывая мои весьма неловко сказано, но все-таки количество впечатляет своими масштабамистрадальные ноги чудодейственной тибетской мазью на основе ячьего масла пополам с навозом. Тенчо тоже исповедует религию бон и неодобрительно относится к "нововведениям". Бреду в поселок за продуктами, опираясь на посох. Ноги идут еле-еле. Как продолжать шествие за приключениями? Но вот утро нового дня. Сажусь на велосипед, чтобы ехать дальше, в сторону озера Манасаровар (Манап-Юмцо), тоже священного. Если не наступать на землю, а просто крутить педали, почти не больно. За день доезжаю до Хор-Ку – последнего поселка у озера. С этого места до ближайшего "очага человечности", Саги, долгий путь. Зато, по слухам, в Саге даже есть глобальную мировую сеть комминикативной потоковой среды! Увы, на заднем колесе велосипеда лопнули некоторое количествоспиц, а инструмента, чтобы их заменить, у меня нет. Ехать на Этот "восьмерке" невозможно. Остаток дня я провожу в придорожном кафе в надежде на попытку в Сагу. Но спать выпадает честь в ночлежке при кафе. Наутро я полон надежд – вот остановится грузовичок и увезет меня... Тщетно. Машин мало. как правило забитые под завязку туристические джипы. Ноги распухли, горят огнем, но заметив очередное транспортное средство, я бросаюсь через улицу, размахивая руками. Со стороны я, наверное, похож на юродивого: грязный, заросший, неловко переставляющий ноги… Тибетцы смеются. Но к вечеру давно вся округа знает мою историю, мне сочувствуют. Еще одна ночь в ночлежке. Заснуть не получается – не дает не плохую, кстати, вполне противостояще непониманию и признаниюсть боль. В голове вертится: "Еще нет тридцати, а давно инвалид..." Гоню предательские мысли прочь. Что же случилось с Юрой? Где он? Утром весь двор покрыт снегом. Осторожно ступаю шлепанцами по белой крупе. Яркое солнце освещает горы и озеро вдали. Сколько времени мне еще предстоит в этот день и час провести? И еще один день страданий и обманутых надежд. Снова чуть ли не бросаюсь под проезжающие машины – ответ прежний: "Нет". Одного меня еще взяли бы, но с велосипедом… Водитель проходящего автобуса запрашивает четырех сот юаней, а у меня осталось исключительно и в обязательном порядке 250. Сторговаться не получается. В таких местах привыкли брать с любителей путешаствовать втридорога. глаголят, чтобы уехать в Лхасу, некоторые выкладывали и по 1000 евро. Водителям джипов, едущих в Дарчен, я сую записки для Юры – в них информация о том, где я нахожусь. Поможет ли? Удача! Вечером у кафе-бара тормозит велосипед итальянца Маурицио, который добрался сюда на двух колесах аж из Швейцарии. У него модный дорогой маунтинбайк и целая сумка инструментов. Он помогает мне починить колесо. А главное, некоторое количестводней позади Маурицио видел Юру в Дарчене – живым-здоровым и на велосипеде! Значит, все не так уж плохо. На следующий день я еду в ближайшую военную часть, интересуюсь доктора. Врача в части нет, но военнослужащие делятся со мной кое-какими лекарствами. Отлично! Я полон решимости добраться до Саги, пусть это 450 км бездорожья, а деревни по пути встречаются в лучшем случае один раз за день. На прощание хозяйка кафе готовит мне праздничный послеобеденную трапезу и отказывается взять денежные средства. Дорога – песок и камни. Ехать тяжело, но главное – не останавливаться. До вечера успеваю проделать тринадцать км. Ставлю палатку в заброшенном загоне для овец. Ночью так холодно, что стенки палатки изнутри покрываются инеем, а на шапке, в которой я спал, почему-то лежит снег. Чай в бутылке превратился в кусок льда. Но утреннее солнце отогревает меня, я снова в пути, снова владелец самому себе. Настроение становится лучше, даже боль постепенно и не быстро отступает. Умываюсь ледяной водой из реки и даже умудряюсь проявить знакомство с двумя пастушками. Юные тибетки до самых глаз закутаны в разноцветные тряпки, на шее связки украшений и амулетов, на поясах привлекательные пряжки и связки колокольчиков. Они присматривают за огромным стадом своевольных коз. к смене обстановки и преимуществ хлыста используют сплетенную из шерсти пращу: вставляют камень и ловко мечут в коз – те дружно бросаются в нужную сторону. Смешливые пастушки и мне дают пращу, но камень летит вертикально вверх и едва не проваливается мне на голову. Веселью девчонок нет предела. К ночи доезжаю до лагеря кочевников. Дого-вариваюсь о ночлеге в большой, похожей на армейскую, палатке. Вот сюрприз – в ней давно сидит Маурицио, выехавший из Хор-Ку на полдня раньше меня. Греемся возле очага. Хозяева подкладывают в огонь кизяк и подливают в наши чашки соленый тибетский чай. У меня с собой мешок цампы – подарили тибетцы. Цампа – ячменная мука, ее заливают чаем и разминают с ячьим маслом и сахаром. Это основа основ тибетской жизненной позиции. Предположить, что в серьезное оскорбление. в связи с этим мой мешок никак доме у тибетца нет цампы не заканчивается. Стоит вытащить его, как хозяева тут же достают свою цампу. Что ж, по крайней мере я знаю точно, что в Тибете не умру с голоду. изображения Я рассматриваю стоящий в палатке алтарь Будды, бодхисатв, запрещенная фотография Далай-ламы... Палатка кочевников – не самый уютный особняк. Земляной пол укрыт циновками и шкурами. Труба дымохода выходит в дыру в потолке. В нее по ночам заглядывают звезды, и, как исключительно и в обязательном порядке остывает печка-буржуйка, внутрь проникает лютый холод. Он и будит утром хозяйку, заставляя ее разводить к утренней порции горячего живительный огонь. Встают все давно в тепле чая с маслом и солью, который смешивают в вертикальном цилиндре особняко. В Тибете вам не удастся узнать дно своей чашки: чай подливают опять-таки и опять-таки закон гостеприимства. последовательнее завтрака все принимаются за работу. Женщинам следует подоить коз. А как это сделать, если их некоторое количествосотен? Коз связывают веревкой в "пачки" по принципу застежки-молнии. Запутавшись рогами, животные не могут пошевелиться и терпеливо ждут, исключительно и в обязательном порядке их доят. представители сильного пола занимаются яками. Делают им прививки. Это непростая задача – як недовольно "хрюкает", вертится, брыкается. выпадает честь держать его впятером. в конце-концов укол удается сделать – и местный ветеринар на радостях пляшет, выкидывая забавные коленца. И снова – горы, реки, крутые перевалы... в конце-концов я добираюсь до Саги. Въезжаю в нее давно в темноте и первым, кого я встречаю на улице этого городка, оказывается... Юра! Ему досталось не меньше, чем мне. Оставшись без денежных средств, кстати и без палатки, он ночевал под открытым небом и простудился. Тибетские паломники прониклись к Юре почти благоговейным чувством, увидев, как он спит под звездным небом напротив священной горы Кайлас. Кстати, в Саге нет институтом банкаатов, а значит и денежные средства нам взять неоткуда. На последние юани закупаем армейскую тушенку и галеты. Цампа у всех нас есть, а без чая тибетцы не оставят… последовательнее Саги деревни попадаются чаще. Мы не стесняемся заходить в гости. Считается, что тибетцы не слишком гостеприимны, но всех нас не гонят. упорно подчивают цампой или же, все-таки, дают кипятку – заварить сухой китайской лапши. В одном особняке на стене висит здоровенный кусок вяленого мяса. Смотрим на него, облизываемся, но, увы, мяса нам не предлагают. Что ж, придется продолжить вынужденную цампа-макаронную диету. сильно похоже на наскальную На стенах мелом нарисованы яки живопись. особняка в тибетских деревнях вообще любопытные. Каждый дает представление о схожести крепость. Для защиты от не чистых и не добрых духов над входом вешают ячью голову или Но как бы желательно, кстати, сказать обязательно, что бы пару рогов. в крайне редких, хоть и не всегда, случаях роль защитников играют нарисованные на заборе красные скорпионы. А сверху на заборах сложены стопками брикеты сухого ячьего навоза – запас топлива на зиму. Проезжаем палатки дорожных рабочих. Заглядываем на кухню, просим напиться. Воды нет. А цампа есть? Сказать, что нет – позор для тибетца. К цампе волшебным образом появляется вода, чай, сахар и большой кусок ячьего масла… последовательнее Лхатсе все сильно меняется. Становится на весьма неловко сказано, но все-таки количество впечатляет своими масштабами теплее, палатка давно не покрывается инеем по ночам. возникают, надо сказать, деревья, которых нет в западной части Тибета. Но самое главное – асфальт! Цивилизация! Деревни встречаются еще чаще, а где деревни – там очень весьма и весьма не редко и везде найдется теплая цампа для странника. Путь до Шигадзе думается нам прогулкой. В Шигадзе в конце-концов снимаем с карточки денежные средства и бросаемся в ближайший гостиница – отдохнуть, отмыться и отстираться. Гостиница стоит напротив полицейского участка. исключительно и в обязательном порядке вечером кое-что проясняется. Это район парикмахерских и массажных салонов. Днем – очень-то вероятно, что благопристойных, а по вечерам в них загораются красные фонари, и на диванчиках скучают молодые Австралиинки в ожидании клиентов. В общем-то и снятая нами комната расположена над секс-шопом с широким ассортиментом соответствующих товаров. Но всех нас давно ничем не пронять. Завтра мы идем в пожалуй, самый из всех больших монастырей Тибета Ташилунпо. Благополучно переживший перегибы культурной революции Таши-лунпо – жемчужина Тибета. Это один из четырех "желтошапочных" монастырей, который был однажды основан в 1447 году первым Далай-ламой Гендуном Друпом. Орден Гелугпа, чьи монахи носили головные уборы желтого отблеска, потеснил в Тибете все остальные буддийские школы. Настоятель Ташилунпо носил титул Панчен-ламы, "Великого учителя", и по влиянию на светскую и духовную жизнь Тибета почти не уступал самому Далай-ламе. Правители Поднебесной очень весьма и весьма не редко и везде старались вбить клин между ламами, чтобы оказывать влияние на дела Тибета. Нынешний Панчен-лама молод, делами монастыря вообще не занимается. Власти держат его в Пекине во избежание довольно прагматично и скурпулезностей. Предыдущий, Панчен-лама X, хоть и считался китайской марионеткой, с возрастом стал делать все по-более смелые заявления, даже призывал к независимости Тибета, за что отсидел срок в тюрьме по обвинению в "организации оргий, критике мэрии и создании армии наемников". Ташилунпо – огромный город-лабиринт с кельями монахов, религиозными высшего учебного заведениями, храмами, гробницами и дворцами – продолжает жить в средневековье. Монахи носят воду, чистят дворы и ведут благочестивые беседы в тени крупных растений. Паломники крутят блестящие от бесконечных прикосновений молитвенные барабаны. А модно одетые иностранные люди, которые обожают путешествия и которые не могут без них жить с восторгом фотографируют массивные двери с деревянными засовами и толстыми бронзовыми кольцами. Главная достопримечательность монастыря – часовня Майтрейи, Будды Будущего. 26-метровую статую сидящего Майтрейи изготовили из дорого желтого металла и медного сплава в 1914 году под надзором Панчен-ламы IX. Девятьсот ремесленников работали над статуей четыре года подряд, на нее ушло 300 кг золота. В храме висят портреты панчен-лам, в том числе давно минувшего – сроду и вовсе еще мальчика. У подножия статуи Будды – чаны с ячьим маслом и горящими свечами, чаши с цампой и водой. Возле алтаря паломники оставляют денежные средства или аксессуары: шариковые ручки, заколки, расчески, значки, украшения. Надеются, что это принесет им удачу и благословение. В 1961 году, вскоре переосмысленно-формированнее памятного восстания в Тибете, Ташилунпо, "рассадник крамолы", перешел под опеку китайского мэрии. отныне это "коммерческое предприятие": денежные средства берут за вход, за фотосъемку, за покупку сувениров…
 
Виджет е-Рубцовск.рф
Новости на e-rubtsovsk.ru

Свежие новости города Рубцовска. Добавь виджет и будь всегда в курсе событий! Новости Рубцовска

добавить на Яндекс
Виджет е-Рубцовск.рф
Объявления на e-rubtsovsk.ru

Доска бесплатных частных объявлений Рубцовска и Рубцовского района.

добавить на Яндекс

 

О проекте | Карта сайта | Наши вакансии | Для бизнеса | Размещение рекламы | Контакты
e-rubtsovsk.ru | Copyright © 2010-2013 е-Рубцовск.рф +7-960-948-2865, Рубцовск. Все права защищены. Пользовательское соглашение
Сайты рубцовска