Всякое

Первые три немца выскочили из-за угла хаты и дружно полоснули из автоматов. Стог загорелся ярким пламенем. А тут еще немецкие ракеты. Стало светло, как днем: ни скрыться, ни спрятаться. А немцы все наседают и наседают. Я дал длинную очередь из своего ППШ, одну за другой метнул две «лимонки» и под прикрытием взрывов бросился за стоящий рядом тополь. Осмотрелся, снова дал очередь, метнул гранату - и перебежками к следующему дереву. Так, передвигаясь от дерева к дереву, я и догнал своих.

«Сельские голоса» утверждают, что на практике местные партийные и хозяйственные органы использовали не только методы разъяснения, но и открытого давления, тем, что создавали условия для вынужденной миграции населения — лишали население работы (переводили фермы, технический парк на центральные усадьбы или в села, отнесенные в разряд перспективных населенных пунктов), закрывали школы, здравпункты, клубы. А. Камаринская из с. Черемное (Павловский район) объяснила: *Стало исчезать (Зеленый Клин), потому что не стало работы.

Часть товаров, привозимых на ярмарки (часто довольно значительная — часть привоза), оставалась непроданной и перевозилась с одной ярмарки на другую. Торговцы текстильными товарами имели возможность поочередно — по цепочке — посещать следующие друг за другом по времени и территории ярмарки. Так выстраивались порайонные ярмарочные цепочки, обслуживавшие определенную группу волостей.

На моем пути встречались и подлецы, мелкие душонки и подхалимы, и всякая другая сволочь, о которой тоже надо знать. Ох, как ее много еще вокруг нас и как еще долго они будут отравлять нашу жизнь. И самое страшное это то, что они порою добираются до вершин власти, где им «дано право казнить и миловать», распоряжаться судьбами людей.

Осколком снаряда разбило кожух у моего пулемета, я вытащил замок и далеко отшвырнул его. Бороться с вражескими танками было нечем, и потому весь наш расчет вместе со старшиной отполз за длинный, еще не горевший сарай. Здесь уже собралось около сотни бойцов из разных частей. Стало ясно: мы слишком далеко оторвались от основных наших частей и напоролись на противника. Нужно отступать, но как и куда 1 никто не знал. Мы были в полном неведении относительно расположения наших и вражеских частей, и рядом никого из командиров.

Первая деревня, если ее можно так назвать, а вернее всего, просто человеческое поселение, которое мы встретили на своем пути, произвела на нас удручающее впечатление. Это были глубокие землянки, чуть возвышающиеся над землей своими крышами, тоже земляными. Деревня обнесена примерно полуметровой высоты земляным валом. В одном месте вал прерывался, давая возможность проехать в поселение.

Через полчаса организованно мы двинулись за командирами, потом рассыпались в цепь 1 началось наступление. Куда и зачем, вряд ли кто из рядовых знал, направление и противник - немцы - впереди. Поначалу мы продвигались успешно, прошли большую балку, поднялись на пригорок, вот здесь-то немцы и встретили нас огнем из пулеметов, минометов и артиллерии. Разом вспомнилось, как нас учили в училище преодолевать обстреливаемое пространство: короткими перебежками, зигзагами - вперед. Расчет тащил «максим», я бежал за ними. Через некоторое время мы остановились.

Интервьюирование людей 1930-1950-х гг. показывает, что новый мир формировался «извне» репрессивной политикой, а затем воспитанием и идеологией. Благодаря интенсивности и массированности идеологического и репрессивного наступления в деревенской среде формировалось новое поколение сельчан, не обогащенное историко-культурным наследием доколхозного крестьянского мира.

В период пересмотра многих стереотипов и идеологем советской историографии, устранения монополизма марксистско-ленинской идеологии и партийного диктата в исторической литературе появились слабо аргументированные оценки деревенской «бедноты» и «кулаков», наблюдается утрирование социальной ситуации в крестьянском обществе 1920-х гг. - от идеализации трудового симбиоза крестьянского мира до подчеркивания перманентной классовой борьбы. В начавшемся пересмотре социальной структуры деревни можно встретить категоричное приравнивание бедного полюса деревни к «лодырям», «пьяницам», а зажиточного — к «труженикам».

Наша сборная рота заняла оборону на высоте между двумя большими логами, сзади был лесок. Мы отрыли окоп на двоих с одним незнакомым солдатом (здесь, между прочим, почти все были незнакомые) и все удобно приспособили.

Совсем по-другому формировались образы кулаков в сельскохозяйственных районах. Они шли от образа самостоятельных сельскохозяйственных производителей как главных исторических персонажей доколхозной деревни. Часто в их роли выступали заимочники, которые оказывались способны самостоятельно хозяйствовать в отдалении от деревни благодаря многочисленности семей или технической оснащенности хозяйства. Вот как об этом говорит А. П. Теплухин из с. Михайловка Третьяковского района: «Я там [заимка Шишаева] жил до 15 годов. Заимка Шишаевых, братьев родных.

Итак, несмотря на многообразие проблем, изучаемых политологией «послеколониального общества», и различных методологических подходов, эта сфера исследований продолжает быть крайне аморфной в наиболее важных аспектах. Во-первых, весьма расплывчатым остается само понятие политических систем развивающихся стран

Домой возвращались счастливые. Присядем на обратном пути перекусить и с таким аппетитом глотаем хлеб с салом или пирожки с грибами, припивая молоком, а то и обыкновенной водой из туеска.

А сколько нам встречалось дичи в каждом таком походе! Я особенно любил дроф.

А там — страшное дело! Бесконечные обозы с крестьянами по всем дорогам, до горизонта. Видимо-невидимо. [Доехали до Бийска]... За Бийском нигде ни сена, ни овса купить... Стали лошади пропадать... люди болеть и умирать- Ехали они через степь - Топтушка, Ульяновка и, говорят, до самой Мариинской тайги гнали... А бабушка вернулась по весне. Пешком шла и рассказала, что дед сказал: „Забирайте моих двоих коней и все вещи..." А сам в Прокопьевск уехал... Больше его не видали...»

Для формирования новой схемы расселения создавались научно-исследовательские институты, преимущественного технического профиля, расположенные в отрыве от преобразуемых ими регионов (Москва, Новосибирск).

Мы догадывались, что готовится наступление, но когда? Танковые части, не приданные пехоте, обычно вводились в бой после прорыва обороны противника. Как будет на этот раз?

В конце августа после длительной артподготовки, пехота пошла на прорыв, а мы ждали своего часа.

Спокойными были занятия по материальной части и по уставам. Наш командир взвода, лейтенант, простой крестьянский парень, закончивший это же училище, был добр по натуре, прост в общении, и в этом нам повезло. Он часто поручал мне проводить занятия, а сам шел в сторонке - видимо, тоже отдыхал.

Училищем командовал, как мне помнится, полковник Кропачев. Мы, курсанты, видели его редко, на каких-нибудь торжествах или построениях, и это было для нас праздником.

В этих отрывках устное повествование отличается примитивностью с точки зрения грамматического строя, содержит много избыточных выражений и отклонений от темы, эмоционально. Но именно эти «излишества» показывают эмоциональные переживания рассказчиков, указывают на характер их участия в описываемой истории и на то, как излагаемые события воздействуют на них.

Вернувшись с задания, мы обнаружили наших, расположившимися в одном из парков города. Удобств было достаточно, погода была прекрасная, настроение тоже. На расстеленной на траве палатке разведчики начали соображать ужин. Как всегда, работа кипела: каждый знал свои обязанности или в ходе сборов они стихийно распределялись между членами экипажа, и «стол» уверенно и быстро накрывался.

Мы все выскочили, но не успели забежать за угол, как с противоположного угла вывалила кучка немцев, приглушенно разговаривая. Раздумывать было некогда. Ударили из автоматов и ринулись им навстречу. Ни один не ушел живым, а мы, естественно, остались без «языка».

Дальше нам пришлось еще тяжелее. Откуда-то впереди взвились ракеты. Справа чистое поле - туда нельзя.

Моим особым увлечением в те годы была физкультура, но не столько школьная, сколько самодеятельные физические занятия. В те времена не развитые физически юноши относились к разряду второсортных; среди молодежи, можно сказать, господствовал культ физической красоты, физического совершенства.

В школе я сидел за одной партой с мальчиком из казахской семьи. Он очень красиво писал с нажимом, и я у него многому научился. Тогда были уроки чистописания — учили правильно и красиво писать. Эти уроки были в почете. Их любили и ученики. Прилежность и опрятность тетрадей были далеко не последним показателем. Георгий был сам усерден и аккуратен в учебе (он за один год закончил два класса, тогда это допускалось и, я думаю, правильно) и нас, младших, сурово учил этому.

В такие вечера разноголосые крики, смех, визг девчат долго не смолкали над селом. И не было ни пьяных, ни матерщины, разве что целовались по спору под общий хохот и пощечину «обиженной».

Жили нелегко, но весело. В нашей семье все понемногу играли на гитаре, мандолине, балалайке, а мой старший брат Георгий и на гармони. Уже взрослым он ходил в оркестр и играл на флейте.

Весной, как только показывались первые проталины, начинались другие игры: чижик, лапта, догонялки. Бывало, и земля еще не совсем прогрелась, и ветерок холодный поддувал, а мы все уже босиком, без рубашек носились по полянам, и смотришь д к середине мая уже все загорели. Звонкий крик и смех ребятишек весь день стояли за селом, извещая о том, что наступила весна.

Память человеческая - главная цена каждому из нас. И жаль, что она не о каждом остается. С годами она стирается, а с нею уходят в забвение и тысячи добрых дел, сделанных прекрасными людьми. Что греха таить - мы и о выдающихся людях забываем, где уж там до простых смертных.

Таким образом, эти и другие особенности устных исторических источников, возможности их использования рассматриваются при анализе конкретных исторических проблем. Через анализ истории крестьянства и деревни, с одной стороны, и источниковой базы, с другой стороны, в монографии даются рекомендации по научно-методическому обеспечению и сопровождению устноисторической деятельности.