Большинство этих людей полностью потеряли свое состояние

Ю. Ларин, а за ним и другие авторы 1920-х гг. утверждали, что абсолютное большинство представителей «новой» буржуазии в прошлом были крупными торговцами или заводчиками. В дальнейшем тезис о том, что большинство предпринимателей 1920-х гг. вышло из рядов дореволюционной буржуазии, получил широкое распространение в отечественной историографии.

Такого рода оценка во многом имела идеологическую окраску и диктовалась не столько скрупулезными подсчетами и тщательным анализом, сколько стремлением подчеркнуть, что как дореволюционная буржуазия, так и «новая» относилась к одной категории — «бывших» классов. Однако уже в те годы имелись и другие соображения по поводу социальных источников формирования «новой» буржуазии. Согласно проведенным в 1920-е гг. подсчетам А. И. Старикова, основанным на обработке материалов выборочного обследования частного капитала, менее 30% от состава частных торговцев в дореволюционном прошлом были купцами [12, с. 62]. К подобному выводу пришел и один из современных американских исследователей истории «последнего капиталистического класса в Советской России» А. Бэлл, утверждающий, что лишь очень немногие представители дореволюционной российской коммерческой элиты - богатые купцы, финансовые и промышленные магнаты - оказались «на плаву» в годы нэпа [13, с. 91]. Большинство этих людей полностью потеряли свое состояние и вынуждены были прекратить бизнес, эмигрировали или погибли.