Базой для негативного образа кулака служила историческая традиция социального противостояния

Имеющийся корпус устных исторических источников выявил региональную специфику образа кулака на Алтае. В содержании «алтайских» интервью (на территории Алтайского края) фактически отсутствует образ или тема врага, в отличие от «россейских» (на территории Европей ской России). В частности, Я. Л. Писаревская, исследовавшая голод 1932-1933 гг. на Кубани (Европейская Россия), указывала, что все интервью делятся на две группы и в одной из них «тема кулака-врага является основным лейтмотивом воспоминаний» [7, с. 13].

Причины формирования в лице кулака образа врага на территории Европейской России исследователи видят в том, что формирование традиции ненависти к кулаку (речи Ленина и Сталина, культивирование этой темы в советской прессе 1920-1930-х гг.) легли на благоприятную почву: кулаки были тождественны «помещикам» (на Алтае отсутствовало крепостничество), выселенным из станиц на первой волне репрессий; закрепил эту ненависть голод 1932-1933 гг., захлестнувший ряд регионов Европейской России, в котором власть обвинила кулаков как саботажников, настоящих «врагов народа», «тех, кто прятал хлеб, боясь колхозных поборов» (на Алтае масштабы голода были меньше). В результате совершенно иной региональной социально-экономической ситуации информанты Кубани создавали обезличенные (неперсонифицированные) образы кулака как укрывателя хлеба, злобного, бесчеловечного существа, готового ради каких-то непонятных интересов уморить голодом себя и свою семью. Базой для негативного образа кулака служила историческая традиция социального противостояния «помещик—крестьянин», «помещик—казак», а также совпадение по времени коллективизации и голода. Именно поэтому даже после перестройки 1980-х гг. рассказчики с Кубани воспроизводили представления, «живыми свидетелями (и жертвами) которых они были».