Тяжело было на допросе

С деревни забрали многих. Как я знаю, трое вернулось, остальные без вести. Папиной сестры кума забирали без суда и следствия. Повестка была... Он: „Меня вызывают в районную прокуратуру. Наверное, больше не вернусь". Многих в ту ночь забрали. Присудили. И прадед. Маслобойня у него была. И многие приписали, чего не было.

Отец рассказывал: тяжело было на допросе, вызывали каждые 10-15 минут, чтобы сознался, что у него мельница, рабочие... Его били, чтобы подписал... Выливали воду на него, опять и опять. Отец говорил: „Потом следователь взял мою руку и подписал". Он не сознался. Когда был суд: „Я прошу, дайте мне 25 лет (т. е. расстрел), чтобы не мучиться!" А ему: „Тебе хватит и этого [10 лет]! Нахлебаешься!" В письме он писал, что все хорошо. Письма проверяли. Первые наши письма не доходили. Он пишет, что от вас письма не получаю. Сказал: „Лишнее не пишите". Потом пишет, что получил».

Таким образом, корпусу устных источников о раскулачивании и репрессиях 1930-х присущ «взгляд изнутри» на происходившие беззакония. Очевидцы воспроизводят конкретные ситуации, показывают личностное отношение к происходящему, описывают разные способы приспособления к условиям тотальных репрессий. Сельское общество через жизненные истории (life story) отразило не только растерянность, но и коллективный и индивидуальный поиск путей выживания.