Кроме того, депортированные калмыки часто стремились сообща строить бараки, которые, по устным свидетельствам, были «неказистыми»: «Они у нас, калмыки, жили за речкой — „Шанхай". Дома были очень низенькими, и они строили бараками» (Е. И. Симонова). Интересно, что старожилы не говорили об обособлении немцев и украинцев, которые не стремились отселяться от русских.
Закреплению расселения по этническому принципу внутри сел способствовали и такие устойчивые этнические константы, как бытовая и праздничная культура. Так, жители Урожайного вспоминают, что «армяне свои круга танцевали, молдаване - свои... а калмыки ходили по защитке» (М. Д. Кожемякина). В результате политика принудительного расселения фактически завершилась в алтайской деревне дифференциацией ряда народов по этническим районам и краям поселений.
В основе адаптации этнических переселенцев на новом месте лежала этносоциальная память депортантов, свойственная тому народу, к которому они принадлежали. Как об этом пишет знаток биографического метода Е. Ю. Мещерякова, «неосознанность подчинению определенным социальным правилам в повседневной жизни отражает парадоксальную структуру субъективных действий. Человек выражает в своих действиях больше смысла, чем субъективно полагает» [4, с. 7]. В этом смысле устные источники являются базой для изучения ментальности (как «способности психики индивида»), этнических представителей в поликультурной среде или в условиях дисперсного расселения и форм их социального поведения.
< Предыдущая | Следующая > |
---|