Наш опыт устноисторических исследователей позволяет утверждать

Большинство респондентов рассказывает о своей частной, никому, кроме них самих, не известной и не интересной жизни, имеющей историческое значение лишь как частица общего процесса, а не в своих индивидуальных проявлениях. Другие же, напротив, были главными действующими лицами (председатели колхозов и совхозов, главы районных органов власти и т. д.), и их субъективные воспоминания, таким образом, имеют общественный интерес, что вполне осознают они сами. В целом этот спектр частного и публичного опыта прошлого совпадает с положением человека в социокультурной структуре сельского общества, так как, по мнению М. Фриша, «речь идет о носителях власти, рядовых гражданах, пострадавших от советской власти, кого она подняла из нищеты» и т. д.

Наш опыт устноисторических исследователей позволяет утверждать, что «персонализированная форма рассказа» помогает формировать социополити- ческое понимание событий и стоящих за ним сил, структуру взаимоотношений. В этом плане удачным представляется использование термина «толкование» для обозначения интерпретации происходящих событий очевидцами и участниками, а для самих рассказчиков — «толкователи». Такой подход отражает аргументы каждой стороны, позволяет сравнивать позицию той и другой стороны и диагностировать перспективу социального и политического развития. Особенно перспективными являются устные источники в форме «сравнительных жизнеописаний». В 1950-1970-е гг. это устные толкования двух групп участников, субъектов процессов укрупнения и ликвидации сел - тех, кто реализовывал политику, и тех, кто являлся объектом эксперимента. Сопоставление этих рассказов показывает структуру взаимоотношений власти и общества. Именно сравнение историй таким паралелльным, контекстуализированным образом (на уровне социального сознания групп колхозно-совхозного общества) выявляет социальную дистанцию.