Весь предельно сжавшись, я превратился в комок нервов

Мотоцикл взревел, Салахов развернул его в гору, а оттуда, выжав из «харлея» что только было возможно, мы выскочили из леса к перекрестку, примерно в полукилометре от которого, выстроившись в ряд, стояли как вкопанные в зловещем молчании семь бронированных чудовищ. На их холодных металлических физиономиях не дрогнул «ни один мускул»: ни пулемет, ни пушка.

Весь предельно сжавшись, я превратился в комок нервов, все во мне было сосредоточено на этих семи затаившихся железных гробах. Я старался не пропустить ни малейшего движения, ни малейшей даже попытки к этому. Мы проскочили уже, наверное, полпути до перекрестка, а танки все молчали. Тогда я не думал, почему они молчат? Это потом мы будем с ребятами философствовать об этом, а сейчас у меня только одно желание — проскочить необстрелянными хотя бы до перекрестка, а там, пока они развернутся, пока будут прицеливаться, мы выиграем время, мы будем уже на расстоянии от них. Это уже шанс для нас, хоть и маленький, но шанс. Дорога от перекрестка начиналась на подъем, но скорость у нас была достаточной, чтобы выиграть хоть какое-то время, хоть несколько секунд.

Вот здесь, именно в этом эпизоде, я понял цену времени, цену секундам, ни минутам даже — секундам.

Наша быстрая козявка, так, наверное, виделся мотоцикл немецким танкистам в смотровые щели, уже выскочила на перекресток, когда ближайший танк вздрогнул, выбрасывая густые струи дыма из выхлопных труб, и начал разворачиваться.