Очнулся я от этой душевной схватки от окрика сзади

Вот тут и дрогнуло мое сердечко: ранения-то есть, а справок-то нет. Когда я совершал свои «героические подвиги», убегая досрочно из госпиталей без документов о выписке (справок), то думал... Нет, ничего я не думал, просто убегал на фронт по зову души. Теперь мне предстояло собрать эти справки, добыть необходимые документы. И здесь мне повезло.

На восток был переброшен весь - так, по крайней мере нам говорили, - бывший 2-й Украинский фронт вместе с командующим маршалом Малиновским, и все госпитали фронтовые тоже оказались здесь. Это меня и выручило. Добыл я эти справки не без мытарств.

Помню, приехал в госпиталь на станции Оловянной, где начальником был майор Чистяков. Уж он надо мною поизгалялся!

-     Вот возьму, I говорит, - и не дам справку. Ты почему сбегал из госпиталя? Ты почему не выполнял наши предписания? Почему проявлял недисциплинированность? Ишь, герой нашелся!

Почему... почему... почему?..

Я стоял перед ним как оплеванный, как нашкодивший ученик и не мог понять, серьезно он это или просто хочет покуражиться надо мною. Сначала я думал, что он шутит, и я отшучивался - де, мол, на фронте нужны солдаты, я делал благое дело, что сбегал не в тыл, а на передовую, и тому подобное, но, получив от майора в ответ «по зубам» и вполне серьезно, растерялся, и меня начало даже охватывать сомнение, айв самом деле, может быть, я не прав, что сбегал, может быть, я действительно разгильдяй, нарушитель, может... Уже додумался до того, что не трибуналом ли здесь пахнет?

Но эти сомнения быстро прошли, робость отступила. Во мне проснулась сначала солдатская гордость, а потом и злость:

—  Я пришел не выпрашивать, а прошу свое, и не кричите на меня. Не дашь, не надо! Кланяться не буду!

Повернулся, не откозыряв, вышел из кабинета I и на станцию.

В голове бурлило от злости на майора. Справедливость, казалось мне тогда, налетала на подлость. С этим чувством я и шагал на станцию, ничего не видя и не слыша кругом. Если бы знали люди, попадавшиеся мне навстречу, и толпы ребятишек, поспешавших за мной, с завистью разглядывавшие солдата-фронтовика своими разноцветными глазенками, что у меня творилось в душе, наверное, нашлись бы сочувствующие. Но они не знали, а я не искал сочувствия. Я был зол.

Очнулся я от этой душевной схватки от окрика сзади:

-     Товарищ старшина, товарищ старшина, подождите!

Меня догоняла средних лет женщина в белом халате - медик, мягко взяла за рукав гимнастерки.

-     Вы уж не обижайтесь на главного, он неплохой человек. Тоже нервы, тоже фронтовик, сказала она. — Пойдемте, сейчас разберемся.

-Какой фронтовик? Животы вспарывать да руки-ноги отрезать. Фронтовик нашелся, — зло отпарировал я. - Никуда я не пойду!

-     Ну зачем вы так? Всяк по-своему защищал Родину, кто где. Он, бывало, сутками не отходил от вас, раненых, - мягко возражала сестра.

Я понял, что перегнул, и уже полувиновато пробормотал:

-     Ну ладно, идемте.

В архивах госпиталя мы без особого труда разыскали мою «историю болезни», и я получил необходимую справку о ранении (она и сейчас хранится у меня, подписанная майором Чистяковым).