Рассмотрим динамику развития колхозной жизни через изменение представлений

Жизнь крестьян в 1930-е гг. в колхозах (особенно малых) предстает в устных источниках «борьбой за существование». Рассказчики из потомственных крестьян с опытом единоличного хозяйствования, сравнивая 1920-е и 1930-е гг., подчеркивали: «Жили до колхоза — свое все было». А с образованием колхоза, как рассказывала Е. В. Тырышкина из Ново-Тырышкино,«сначала голодуха была, так никто не щелканет ничего...

Тогда веселиться некогда было. Тяжелая жизнь была». М. К. Останина рассказывала об этом периоде: «Мы за трудодни работали в поселке [Спартак, Усть-Калманский район], палочки ставили... Конину сварят, мы прям и жижку выпьем. А год работали, мы ж затируху ели [ее готовили на полевом стане для работающих колхозников]. Это из муки, из муки натрут затирухи. А воду накипятили, натерли, спустили эту затируху, Сварят, муку туда, соль...

Из кладовой привезут, наболтают, сварят эту затируху.. Значит, должны нам [колхоз за трудодни], а платить нечего... А дети на подножном корму, черемуху, смородину в летнее время. А черемухи вот наемся, я даже есть не хочу. А колосок собирали, подъехал объездчик, говорит: „Щас всех угоню!" Я упала на мяшок и плачу: „Убивай лучше нас!" А че нам делать оставалось, пусть бы убивали, чем мучиться. Он тогда говорит: „Скажи всем, пущай собирают, приеду в контору, скажу, все равно колос пропадет". Дак мы все в ригу собирались, переночевали в риге, нашулашили. Хто со сковородкой — жарили пшеницу, поели. Утром опять собирать. Это под Плотавой, далеко, километров 40. А тада сколько силы хватит, столь мы намолотим зерна и тащили оттудова. Да потом, у нас такой камень, и жерновчик сверху, и мы вот крутим этот камень, мелем, и свекровь оладьи печет... две „мельницы" дома было. И мы вот мололи сами все время, дробили. А тода уже стали давать нам по шесть килограммов на трудодень». А. К. Дорофеева помнит, что «норма-то была — чтобы каждая доярка поставила 100 центнеров сена». М. М. Раченкова так говорит о распространенном в первой половине 1930-х гг. голоде: «В детстве жила на заимке в Шишаях. Замуж вышла в Толмачиху [Третьяковский район, исчезло]. Сначала она большая была, а когда голод был, все оттуда разъехались.