В Алтайском крае нет ни одной деревни, в которой бы не помнили о немцах, болгарах, молдаванах

Корпус документированных интервью по этой проблеме содержит оценки происходящих событий двумя группами — этнических переселенцев, размещаемых на Алтае, и жителей алтайской деревни, восприятия одних другими и наоборот. Количественно в корпусе проведенных исторических интервью преобладают рассказы депортированных немцев и русских деревенских жителей. Их голоса воссоздают состояние, проблемы и результаты межэтнического общения в экстремальных условиях, факторы и условия этносоциальной дифференциации или консолидации, тенденции в развитии общественных настроений.

Конечно, особая болезненность темы, как и любой проблемы этнической истории, требует бережного обращения с ней. Перспективным направлением является сбор оценок, мнений и установок всех участников совместной жизни в алтайской деревне с добавлением к голосам русских крестьян и немецких де- портантов свидетельств других насильственно переселенных народов. Необходимо вслушаться в голоса той и другой стороны, их оценки взаимоотношений и взаимодействий разных культур, разных народов, разных миров, да еще в экстремальных условиях военного времени и репрессивной политики.

В Алтайском крае нет ни одной деревни, в которой бы не помнили о немцах, болгарах, молдаванах, калмыках, которых «привозили в войну». Вот как отражается в рассказах местных жителей изменение этнического состава деревни (И. Н. Ковалик, с. Красный Партизан Чарышского района) в военное время: «А в войну немцев к нам привезли, на телегах, немного, семей пять с ребятишками. В соседнее село - побольше... Жили они в домах с местными. А еще калмыки были, тех побольше было... Даже молдаване какие-то приезжали, тоже в войну. Но их не помню. Да гагаузы какие-то. А еще поляки были, но мало. Не помню их сильно...». Только включив в цену победы в Великой Отечественной войне их голоса, их судьбы, можно осознать сущность событий войны. Без их рассказов невозможно полное представление о войне у тех поколений, которые родились и росли после войны. В устной истории депортаций заложен огромный социальный заряд. Социальная функция историка — вскрыть «живую память», которая неоправданно свыклась с огромным количеством воспоминаний, раскрывающих несправедливость, трагедию, бесчеловечность системы, ту память, которую можно назвать «изнанкой бронзовых монументов в память о войне».