Новые силы

Инспектору детской комнаты милиции, куда Линду по настоянию школы поставили на учет, девочка сказала:

—        Чем ходить в эту школу — лучше на кладбище.

—        Как это понять? — допытывалась я у девочки.

С озлоблением, неожиданным для столь юного существа, Линда припомнила разные «мелочи». Старый портфель она сменила на нейлоновую красную сумку с бахромой.

—        Что ты ходишь по школе с красным фонарем? — съязвила классная руководительница.

Мимоходом брошенная фраза, но когда Линда повторяла ее спустя год, слезы стояли у нее в глазах.

— А сама ты бывала дерзкой?

— Но если говорят, что в поход таких, кто портит класс, мы с собой брать не будем, если советуют девочкам — с ней не дружите, если называют бродягой, если не похвалят никогда, то поймите же, — Линда от волнения запнулась, подыскивая нужное слово по-русски, — не можно все это выдержать.

Я не берусь даже и теперь, вспоминая эту историю, судить, в какой мере Линда была пристрастна к старшим после всего, что с ней произошло. Их интонации, жесты, слова отпечатывались в ее душе, не на бумаге. Разумеется, неприязнь к ней росла не на пустом месте: пропуски, невыученные уроки, вольности в одежде, прическе. Но за всем этим убежденно подразумевали нечто большее. Девочка маялась, страдала и потому была отнюдь не безнадежна для воспитателей. А они сочли ее безнадежной.

Педсовет поторопился ходатайствовать о направлении ее в учебное заведение закрытого типа. Старшеклассникам объявили это на общешкольном собрании — линейке.

Но тут в борьбу за Линду включились новые силы.