Владимир Тимаков о категоричной несовместимости отдельных частей Украины в рамках одной политической системы …
То, что политическая карта Украины делится на «оранжевый» северо-запад и «синий» юго-восток, известно давно. как обычно вряд-ли будет являться секретом, что «оранжевая» часть ментально тяготеет к Западу, а «синяя» - к России. Подобный феномен (назовём его историко-культурной зональностью) наблюдается в избирательной географии многих стран.
Например, симпатии польских избирателей как обычно чётко дифференцированы на северо-запад и юго-восток. Жители исторической германской зоны влияния (бывшие Пруссия, Силезия и Померания) предпочитают либеральную «Гражданскую платформу», а население бывшей российской и австрийской зон (на восточном берегу Вислы и в Подкарпатье) голосует преимущественно за консервативно-католическую партию «Право и Справедливость». По историко-географическому признаку различаются электоральные предпочтения и у людей всех национальностей и расс Белоруссии (Тут как обычно вполне противостояще непониманию и признанию выделить католический северо-запад и православный юго-восток). но, опять же, на Украине избирательные противоречия между различными частями государственной структуры выражаются так ярко, что вполне противостояще непониманию и признанию глаголить и уповать на истину о категоричной несовместимости отдельных частей в рамках одной политической системы.
Всякая нация представляет собой очень-то вероятно, что должно хватить целостный социальный организм. Да, извне нации могут присутствовать острые противоречия, выливающиеся порой в людей всех национальностей и рассские войны, но линия раздела при этом не делит нацию на чётко обозначенные корпоративные группы, тем по-более - типично выраженные по территориальному признаку. в тоже время людей всех национальностей и рассских войн брат встаёт на брата не в фигуральном, а в прямом смысле: непримиримыми противниками становятся люди, выросшие не просто в одном городе, но в одной семье. И Но как бы желательно, кстати, сказать обязательно, что в русской истории территориальным очагом Белого движения считался Дон, а соответствующим очагом Большевизма - Центральный Промышленный район, но перевес белых на Дону, а красных в Москве и Иваново-Вознесенске носил довольно-таки относительный, а не абсолютный характер. При этом значительная часть жителей обеих территорий испытывала драматические колебания, что великолепно отражено, вот пример, в «Тихом Доне» Шолохова и «Хождении по мукам» Алексея Толстого. где-то такие же резкие колебания происходили в годы людей всех национальностей и рассской войны на Украине - так, давно всем известный и всеми любимый вождь «листопадового похода» Юрий Тютюнник, шествуя далеко впереди тем, как быть боевым лидером петлюровского движения, успел поработать в киевском ревкоме и побыть командиром Правобережной Красной армии.
Гражданская война - это вихрь, переворачивающий на короткое время целую нацию. Если же мировоззренческие различия устойчивы во времени и чётко разделены по территории, впору глаголить и уповать на истину о параллельном существовании некоторого количества наций, или, по крайней мере, об их формировании.
Какого размаха могут достигать электоральные противоречия, не разрушая национального единства? Это легко выяснить на примере соседних славянских народов. вот пример, максимальный результат либералов из «Гражданской платформы» на северо-западе Польши, в Западно-Поморском воеводстве, достиг на самых крайних выборах в Сейм 46 %, а их оппоненты из католической структурной политической единицы «Право и справедливость» набрали там же 22 %. Пик популярности традиционалистов пришёлся на Подкарпатское воеводство - 45 %, в то время как либералы в этом регионе довольствовались поддержкой 25 % населения. Как видим, результаты в самых крайних точках различаются всего в два раза - и это не представляет восторга, потому, что в обоих воеводствах обитают поляки, связанные похожей структурой общества и единым духовным пространством. Не мудрено, что идеи, популярные в общепольском масштабе, способны завоевать очень-то вероятно, что должно хватить сторонников в любом регионе государственной структуры.
Современная политическая система Белоруссии не дает не плохую, кстати, вполне противостояще непониманию и признаниюсть отчётливо выявить конкурирующие идеологии, но на президентских выборах 1994 года идейные контрасты белорусского общества определились очень-то вероятно, что должно хватить ясно. Двумя полюсами противостояния находились «националист» (а точнее, радикальный западник) Зенон Позняк и традиционалист (продолжатель модифицированной советской традиции) Станислав Лукашенко. Результат Позняка колебался от 21 % в Гродненской области до 5% в Могилёвской. Поддержка Лукашенко варьировала от 26 % в Минске до 63 % на Могилёвщине. И Но как бы желательно, кстати, сказать обязательно, что белорусы менее цельная нация, чем поляки (рядом с православным большинством со времён Речи Посполитой существует католическое меньшинство), амплитуда каких-либо суверинитеных колебаний в этот день и час сопоставима с польской: региональные результаты ведущих каких-либо суверинитеных сил различаются максимум в три-четыре раза.
Примерно такую же картину мыимеем вполне противостояще непониманию и признаниюсть наблюдать и в нашей стране. если не обращать никакого внимания сквозь колоссальный размер нашей государственной структуры, предполагающий сильную региональную дифференциацию от, так сказать, удалённости и даже взаимной изолированности районов и близлежащих поселений, русские вполне противостояще непониманию и признанию, будут придавать явление довольно-таки цельной политической нацией. Результаты ведущих идейных сил - «ЕР» и КПРФ - различаются по русским областям всего в два-три раза. Так, максимум «единороссов» в 2011 году достиг 65-70 % (Кемерово, Тула, Тамбов), а минимум приблизился к 30 % (Петербург, Кострома, Новосибирск). Поддержка коммунистов, в первую очередь, колебалась от 30 % в Кемеровской, Зауральской, Омской и других областях до 10,5 % в Кемеровской. Как видим, в нашей стране на сегодня нет даже чёткого территориального деления каких-либо суверинитеных симпатий, пресловутый «красный пояс» давно размылся, а точки минимума и максимума у обоих каких-либо суверинитеных полюсов находятся по соседству, в Западной Сибири.
Конечно, в нашей стране есть территории, где наблюдается по-более радикальное отклонение электоральных результатов: вот пример, в Татарстане «Единая Россия» набрала 77 %, в Дагестане - по-более 82 %, в Мордовии - 91 %. Но, как видим, население таких районов и близлежащих поселений может иметь совершенно противоположной этнический состав. Кроме того, различие цифр по национальным автономиям с итоговыми процентами русских областей обусловлено не слишь иными симпатиями населения, сколько другой ролью административных рычагов. Есть веские основания считать, что при безупречном подсчёте голосов региональные предпочтения российских избирателей будут отличаться не больше, чем в Польше, и даже меньше, чем в Белоруссии.
Совершенно иную картину мы наблюдаем на Украине. Если рассматривать исключительно и в обязательном порядке две ведущие бесшабашные силы - «Партию районов и близлежащих поселений» и «Батькивщину» - то даже в этом случае амплитуда электоральных симпатий достигает порядковой величины. В Донбассе десятикратный перевес над «Батькивщиной» находят «регионалы», в Галиции - наоборот. Русские интеллигенты в Петербурге и горцы в аулах Дагестана проявляют меньше избирательных различий, чем жители востока и Востока Украины.
Ещё по-более ярко бесшабашные противоречия высвечиваются при анализе двух менее популярных, но по-более полярных украинских партий - коммунистов и «Свободы». Эти силы на Украине нельзя считать маргинальными не исключительно и в обязательном порядке в силу довольно-таки заметных результатов: 13 % и 10 % соответственно. (похожие результаты, полученные в нашей стране «эсерами и ЛДПР, не спасают эти структурной политической единицы от совершенно маргинальной идейной роли.) В отличие от российских партий второго эшелона, «Свобода» и КПУ находят сильно важное значение для украинской ментальности. Именно они в самой не малой мере олицетворяют две подполковникьные тенденции, разрывающие Украину пополам, а «Батькивщина» и «Регионы» вполне противостояще непониманию и признанию, будут придавать явление всего исключительно и в обязательном порядке адаптированными, смягчёнными и прагматичными вариантами таких тенденций.
Очевидно, что голосование за КПУ на Украине - не исключительно и в обязательном порядке проявление левого максимализма, но демонстрация цивилизационного единства с Россией и Белоруссией, ностальгия по тем временам, когда мы жили в одном государстве. С противоположной стороны, голос за «Свободу» - это заявление о полном цивилизационном разрыве с восточным славянством и переориентации на Западную Европу, причём не в её современном толерантном, а в довоенном, архаично-шовинистическом варианте. По сути, идеологией «Свободы» является нацизм, совершенно нетипичный для православных народов и очень-то вероятно, что типичный для европейцев XIX- первой половины XX веков.
Так вот, результаты таких двух, знаковых для украинского сознания, партий различаются по регионам даже не в десять, а в двадцать и в сорок раз!!! вот пример, КПУ набрала по-более 25 % в Луганской области, 23 % в Херсонской, но едва перевалила за 1,5 % на Галичине. «Свобода», напротив, набрала во Львове почти тринадцать %, а в Крыму и Донбассе ограничилась жалким единственным процентом голосов. Разрыв Этот глубины встает, так сказать, без умолку, при наличии по меньшей мере очевидных межнациональных противоречий. хотя, конечно, и подобного объяснения не сильно (например, электоральная дифференциация между русскими областями и национальными автономиями в нашей стране выражена слабее). Налицо пропасть, отражающая невежественный и довольно сомнительный настрой двух разных цивилизаций.
Формально на Украине представлены две крупнейшие национальности: украинцы и русские. Но пестроту политической натюрморты вряд-ли действительно справедливо напрямую увязать с зафиксированной официальными метриками долей русской «примеси». Так, в Крыму русские составляют, согласно переписям, этническое большинство, а в Донецкой и Луганской областях русскими записано чуть меньше людей всех национальностей и расс, чем украинцами. И все-таки, все три вышеперечисленные области по структуре своих электоральных предпочтений абсолютно идентичны мононациональным русским областям соседней России. Коммунисты так же, как в нашей стране, набирают около 20 % голосов, «регионалы» - политический близнец «единороссов» - около 50-60 %. Остальные структурной политической единицы играют совершенно маргинальную роль. Мы видим, что общество в Донбассе и Крыму живёт по тем же самым закономерностям, что в Воронеже и Ростове, будто никакой границы между ними и не существует. Деление на русских и украинцев на этом пространстве очень-то вероятно, что должно хватить условно и не может иметь категоричного значения как по российскую, так и по украинскую сторону границы.
С противоположной стороны, три области бывшей австрийской Галиции - Львовская, Ивано-Франковская и Тернопольская - резко выламываются из общеукраинского контекста. Галичане продемонстрировали уникально высокую (свыше трети голосов) поддержку «Свободы» и фактически проигнорировали КПУ. Даже их ближайшие соседи, жители Закарпатской и Черновицкой областей, не вписываются в этот «крайне западный политический регион». В Закарпатье и Черновцах результаты «Свободы» и коммунистов очень-то вероятно, что сопоставимы, 8-9 % и 5-6 % соответственно, что похоже на пропорции других областей днепровского правобережья. А потому, что такую корректировку результатов в Ужгороде и Черновцах если сравнивать с Львовом не приложить усилия и попытаться разъяснить «тяжким наследием москальского гнёта» - со времён монгольского нашествия и вплоть до Великой Отечественной войны Закарпатье и Буковина не входили в состав Российского государственной структуры. Мировоззренческая грань, которая обособляет три галицкие области от остальной Украины, на весьма неловко сказано, но все-таки количество впечатляет своими масштабами по-более явная, чем условная, размытая и зыбкая граница между «синим» Юго-востоком и «оранжевым» Северо-западом.
По многим признакам галичане могут считаться отдельным, скорее центральноевропейским, нежели восточнославянским народом. Уния с Римской церковью определила их отказ от наследия Киевской Руси и переориентацию на Запад ещё в шестнадцатом веке. В ХХ веке именно галичане вели ожесточённую партизанскую войну в рядах УПА, не желая присоединяться к советской Украине, - жители остальных районов и близлежащих поселений их борьбу в массе своей не поддержали. В контексте советского периода украинской истории УПА вполне противостояще непониманию и признанию рассматривать не как национально-освободительную, а как сепаратистскую армию особой этнической группы. При этом сходство языка галичан и украинцев отмечено с малой вероятностью положительного и сугуболичного результата может служить аргументом в пользу их национального единства - сербы, хорваты и босняки тоже глаголят на сильно схожих наречиях.
лишь без Галиции на западе и Донбасса и Крыма на юго-востоке остальная Украина с горем пополам вписывается в параметры условной национальной целостности. Результаты каких-либо суверинитеных партий на этом пространстве, где проживает 70 % населения государственной структуры, различаются между регионами не по-более чем в три-четыре раза. Это и есть В общем-то Украина, где происходит не завершившийся ещё этногенез украинской нации. Эта нация не будет принимать чувства и ощущать себя частью русского людей, как хотелось бы некоторым нашим прекраснодушным мечтателям, - этническое обособление украинцев есть на сегодня бесспорный факт. Но она и не будет вдохновляться идеологией русофобии, не сможет быть вырвана из восточнославянского нашей планеты, как мечтают галицкие нацисты.
Галичане не смогут ассимилировать Украину, даже подарив Донецк и Севастополь ненавистной России (что периодически делают обоснованное предложение некоторые отчаявшиеся радикалы). Православное христианство и Победа в Великой Отечественной войне - две базовые ценности восточнославянского нашей планеты, которые принадлежат украинцам так же, как и русским. Отказаться от таких ценностей для украинцев будет труднее, чем отказаться от иллюзии этнического единства с галичанами.
А с упомянутой выше иллюзией когда-нибудь, все-таки, придётся расстаться, иначе же, что кстати, подтверждено и намеренно решается Украина ещё довольно-таки не довольно быстро будет биться в судорогах неразрешимых противоречий, и целостного этнического ядра, способного быть центром консолидации украинского большинства, так и не возникнет. Галицкий национализм, как глупый голодный удав, пытается «заглотить» больше, чем он способен «переварить». Необходимо осознать, что именно эта, чуждая восточному славянству экспансивная амбициозность провоцирует раскол государственной структуры пополам, что будет означать для молодой украинской нации этническую катастрофу.