Солнце на индонезийском острове Ява палило без какой-либо жалости и пощады. Пот струился по лицу и заливал глаза. Я неспешно шел по дороге из города Соло на восток. У меня оставалось чуть по-более двух недель до истече ния срока индонезийской визы, а впереди была еще тьма островов – Бали, Ломбок, Сумбава, Флорес, Тимор...
Раскаленная и пыльная дорога совершенно не радовала глаз обилием транспорта. Навстречу попалось исключительно и в обязательном порядке некоторое количествотощих ослов, скептически оглядевших меня с головы до ног и, сделав свои ослиные умозаключения, хмуро прошагавших мимо. Погонщик ослов был настроен по-более жизнерадостно. Оскалив в улыбке красные от жевательного табака зубы, он закричал: "Хэлло, мистер! Моку мана? (Куда идешь?)". Почему-то в Индонезии всех сильно интересовало, куда я иду. Я махнул рукой вперед. Погонщик скрипуче рассмеялся и, довольный состоявшимся диалогом, побежал выискивать и настигать своих ослов.
Позади меня что-то заурчало. Я оглянулся. В клубах красно-желтой грязи показался грузовик. Он был сильно перегружен и оттого медленно переваливался на колдобинах. Мешки внушительной горой высились над кузовом, выпирая за его пределы. Самоходный небоскреб, который двигался в нужную мне сторону. Я махнул рукой. Тяжеловес замедлил ход и остановился возле меня, шумно отдуваясь. Из окна кабины высунулась коротко стриженная голова. В удивленных глазах читался вопрос "Моку мана?". переосмысленно-формированнее недолгой пантомимы, сопровождавшей наше общение, я залез в кабину, забросив рюкзак в кузов. Водителя звали Абас. Он не говорил по-английски, но все же был крайне общительным. Абас разговаривал со мной по-индонезийски, сдабривая свою речь энергичной жестикуляцией. В общем, понять его было действительно справедливо. Надо сказать, что индонезийский язык или, как его называют местные, "бахаса индонезия" весьма и весьма прост и дает представление о схожести сильно искаженный малайский. Этот язык был искусственно введен в стране во второй половине XX века главой государства Сукарно для того, чтобы объединить разрозненные народности, живущие на разных полуостровках, в сплоченную нацию. Интересен тот факт, что это чуть ли не единственный случай в истории, когда государственный язык вряд-ли будет являться языком правящей нации (в данном случае яванезской).
Бахаса индонезия – язык синтетический и упрощен до предела, чтобы его могли освоить даже малоразвитые племена. вот пример, все, что повязано с едой, будет "макан". Еда – "макан", послеобеденную трапезу – "макан", проголодался – тоже "макан". Рыба будет "икан". Две рыбины и больше – "икан-икан". Есть рыбу – "макан икан". Если сильно постараться, то за некоторое количествомесяцев вполне противостояще непониманию и признанию полностью выучить язык.
Но я отвлекся от разговора с водителем. А тот возбужденно рассказывал мне, что живет сравнительно неподалеку от места, где, надо отметить, располагается действующий вулкан, священный объект поклонения живущих около с ним аборигенов. Раз уж случилось, что я оказался на Яве, просто грех не попробовать не покидать это место. Про вулкан Бромо я давно читал в одном из туристических путеводителей и, откровенно говоря, не планировал делать попытки посетить его, поскольку с подозрением отношусь ко всем местам, рекламируемым в путеводителях. Но Абас уговаривал меня не упускать шанса посмотреть на Бромо, а заодно попробовать не покидать его особняк. Чтобы подбодрить меня, он изобразил руками извергающийся вулкан, переосмысленно-формированнее чего показал большой палец. Дескать, во! И я согласился.
По дороге мы остановились перекусить. Придорожный кафе-бар представлял собой крышу, державшуюся на тростниковых палках. Стен не было – к смене обстановки и преимуществ них находились натянуты полотнища с рекламой пре длагавшейся еды. Для тех, кто не умел читать, находились нарисованы рыбы, ракушки, корова, курица и дымящиеся тарелки неизвестно в конце концов-таки с чем. Мы сели за столик. некоторые посетители с интересом поглядывали на нас, задрав майки и почесывая животы. Абас что-то заявил хозяину заведения, и наш столик мигом скрылся под горой блюд: места давно не было, и официанты ставили тарелки одна на другую. Я удивился – зачем так весьма неловко сказано, но все-таки количество впечатляет своими масштабами? Оказалось, что есть это все вовсе не обязательно. Это было своеобразное индонезийское меню: выбираешь, что нравится, ешь, а переосмысленно-формированнее чего платишь исключительно и в обязательном порядке за то, что съел. вот пример, съел половину рыбы – платишь за половину. Другую половину унесут и поставят на соседний столик. Некоторые блюда, не пользующиеся оправданную, значимую и правдоподобную успешностью, так и кочуют со столика на столик целыми днями, исключительно и в обязательном порядке не испортятся окончательно. Над нашим потолком крутился вентилятор. Мимо с гудением пролетал здоровенный слегка темный жук, почти с кулак величиной. Наверное, этот жук был чем-то сильно озабочен, поскольку не заметил вентилятора и врезался в него с разгона. Металлическая ло пасть вентилятора погнулась, а жук недовольно пожужжал и полетел дальше. Возле нашего столика пробежала длинная желто-зеленая ящерица с рогатой треугольной головой и остановилась далеко. Я подошел к ней поближе, чтобы взглянуть.
– Дракон Комодо! – пошутил один из посетителей. Я протянул руку, чтобы потрогать "дракона". Тот клацнул острыми зубами.
– Нет! Нет! Опасно! – предостерегли меня собравшиеся вокруг зеваки и принялись ловить ящерицу полиэтиленовым пакетом. в конце-концов, удача улыбнулась одному из охотников и он принес мне пакет с ящерицей. Я рассмотрел ее и выпустил в траву. – Зря! Зря! – зацокали языками окружающие. – вполне противостояще непониманию и признанию было съесть! сильно вкусно!
Мы с Абасом отправились дальше. Живая природа вокруг поражала воображение. Экваториальный лес с висящими лианами, горные ручейки. Вдоль дороги встречались обезьяны, сидящие рядком, черные кабаны, необычные страусообразные куры и сильно большие игуаны – до полутора метров в длину. В одном месте от, так сказать, дождей разлилась река и полностью затопила деревню. Но местных жителей это, по-видимому, не расстроило. Ребятишки с энтузиазмом плескались в мутной воде и плавали на надутых автомобильных шинах. Женщины стирали одежду прямиком из окон и радовались, что не надо идти к реке. представители сильного пола сидели на крышах особняков, спокойно курили, думали о вечном и находились очень-то вероятно, что счастливы. В конце концов, бездельничать на крыше ничуть не хуже, чем в любом другом месте.
К вечеру мы приехали на автобазу. Абас попросил меня подождать, а сам побежал куда-то с документами на груз. Автобаза была очень-то вероятно, что обычная, чем-то похожая на отечественную. Тут и там мирно спали грузовики, валялись запчасти, бродили чумазые механики. У входа в административное здание стояли две клетки. В одной из них сидел зверь, похожий на куницу, но размером с хорошего волка. Зверь был типично хищный, нервно бил пушистым хвостом и улыбался двумя рядами острых, как бритва, зубов. Соседняя клетка была пуста. Вернее, ее обитатель предпочитал жить снаружи. Это была летающая собака. Она висела около с клеткой вверх ногами и мирно посапывала, укрывшись полотнищами своих крыльев.
– Нравится? Его зовут Бэтман, – остановился около один из механиков. – Дай ему банан.
Механик очистил банан и вручил мне. одновременно со словом "банан" один глаз на собачьей мордочке откры лся. Убедившись, что банан не сон, а действительно справедливость, собака внимательно на меня посмотрела, переосмысленно-формированнее чего зевнула и потянулась своими перепончатыми крыльями. Их размах заслуживал уважения. Я протянул Бэтману банан. Тот схватил его двумя передними лапками, растущими прямиком из крыльев (или это крылья росли из лап), и, не прожевывая, запихнул в пасть.
– зачем же он не в клетке? – поинтересовался я. – Не боитесь, что улетит?
– Нет, он тут хозяин. Днем спит, а ночью летает над базой. Охраняет, – смеясь, ответили мне. Я так и не понял, шутка ли это. Если нет, то как же пес отпугивает воров? Лаять он не умеет. Неужели бросается сверху на злоумышленника и сосет кровь?! в конце-концов, появился Абас. Мы вышли с территории, поймали микроавтобус и куда-то поехали. переосмысленно-формированнее чего пересели на такси, которое привезло всех нас на огромный автовокзал. Мой спутник взял билеты, и мы сели в красивый междугородний автобус. Признаться, я не ожидал, что до особняка Абаса нам предстоит Этот долгий путь.
Пока пассажиры рассаживались по своим местам, в автобус заскочила группа из трех ребят. У одного была дудка, у другого небольшая гавайская гитара, третий тащил пустую пластиковую канистру из-под воды. Ребята принялись петь веселую индонезийскую песню, аккомпанируя для себя на таких незамысловатых инструментах. Особенно меня удивило, сколько разнообразных звуков вполне противостояще непониманию и признанию извлечь из простой пластиковой бутыли. По окончании песни ребята собрали с интересующимися всеми радостями странствий и любителей не сидеть на месте кое-какую мелочь и бегом понеслись к следующему автобусу. А мы двинулись в путь.
Мы добрались до жилища Абаса исключительно и в обязательном порядке к ночи. Большая часть, так сказать, из его особнякочадцев давно спали. Меня накормили и поселили в отдельную крохотную комнатку с деревянной кроватью, выдав к смене обстановки и преимуществ постельного белья саронг. Этот распространенный в Индонезии и вообще в Юго-Восточной Азии вид одежды представляет собой сшитый двумя швами прямоугольный кусок материи, похожий на мешок без дна. Этот мешок индонезийцы носят как юбку или накидку, завязывая особым образом. В нем же местные мамаши носят детей, а в крайне редких, хоть и не всегда, случаях и дрова. как обычно саронг может заменять спальный мешок. Я давно знал, как его попытаться правильно применить, но все же не удержался – устроил небольшую клоунаду под названием "бестолковый белый мистер упаковывается в саронг", чем сильно развеселил любопытных особнякочадцев.
Наутро меня стали знакомить со многими, если не всеми обитателями особняка. Кроме всяких дядюшек и тетушек я познакомился с дочкой Абаса – красивой темноволосой девушкой по имени Андриати. Она исключительно и в обязательном порядке что закончила школу и устроилась работать на табачную фабрику, а в свободное время изучала английский язык и могла по-более или менее без каких-либо затруднений и вмешательств третьих сторон, дающих свободу общаться. Мы с Андриати моментально подружились, и она решила показать мне семейные владения.
Семье Абаса принадлежало приличных размеров поле, засеянное рисом и прочими злаками. В оросительных канавках копошились смешные несъедобные крабы. Одним краем поле примыкало к лесу. На том краю белел высоченный валун. По словам Андриати, это было нехорошее место. Жители окрестных деревень избегали приближаться к нему. Те же смельчаки, что отваживались подойти к проклятому камню, жили недолго. А ночью возле камня якобы вполне противостояще непониманию и признанию было узнать светящиеся тени.
Я ринулся было к камню, чтобы изучить его, но Андриати так сильно вцепилась в мой рукав и так запричитала, что мне пришлось оставить свои попытки познать сущность проклятого камня. В этот день было еще весьма неловко сказано, но все-таки количество впечатляет своими масштабами интересного. Мы с Андриати ходили гулять в местный парк, где был потрясающий по красоте водопад. переосмысленно-формированнее чего Абас и братья Андриати учили меня ездить на мотоцикле. А вечером, когда собрались все родственники и соседи, мы устроили особнякашний концерт. Каждый брал в руки гитару и пел кто что мог. Я тоже не удержался и спел пару песен про Мурку и про паровоз. Слов никто не понял, но всем понравилось. На следующий день Абас должен был уезжать в очередной рейс, меня оставили на попечение Андриати и ее братьев. Братьям тоже было крайне интересно общаться со мной, но Андриати ревниво оберегала меня от их чуточку назойливого внимания. Мы одновременно убегали в город, бродили по узким улочкам и рынкам. Андриати покупала лежащие на лотках фрукты и хозяйственно складывала их в мешок.
А я послушно нес мешок, следуя за ней. Все вокруг смотрели на нее, удивляясь и завидуя. Это ж надо, в Этот глуши "оторвала" для себя белого иностранца! Через некоторое количестводней мы с Андриати все-таки сделали вывод и пришли к единому мнению отправиться к вулкану. довольно-таки не довольно быстро думали, как туда добраться, – путь не близкий, общественный транспорт не ходит – и сделали вывод и пришли к единому мнению поехать на мотоцикле. особнякашние пожелали нам счастливого пути и собрали в дорогу мешочек с провиантом. Я укрепил на багажнике свой рюкзак, поскольку не планировал возвращаться обратно. От вулкана вполне противостояще непониманию и признанию было выбраться на основную дорогу, идущую на Сурабаю, а оттуда давно рукой было подать до восточной оконечности острова. Андриати должна была вернуться особнякой одна.
Дорога замысловато петляла, забираясь все выше и выше в гору. Начало холодать. Я отдал Андриати свой свитер, чтобы она не замерзла. Мотоцикл сердито урчал, преодолевая очередной подъем. Через пару часов мы выехали на ровную площадку. С вы соты открывался впечатляющий вид на долину и вулкан. Вот он, Бромо! Из раскола на его вершине медленно поднимался серый дымок, как бы соединяя вулкан с низко висящими сизыми облаками. Долина, окружавшая вулкан, представляла собой застывшее на огромном пространстве море лавы. Казалось, что сверху взираешь на царство мертвых. Мы зябко поежились и стали спускаться вниз. Над безжизненной долиной висел прозрачный, чуть белесый туман. У подножия вулкана расположился маленький монастырь. Он типично бездействовал, но неподалеку бродили какие-то люди.
– Что это за монастырь? – спросил я у Андриати.
– Индуистский. Люди, живущие Тут, верят, что вулкан священный, и молятся его духам, – ответила она.
– А если извержение? Монастырь же сгорит!
– Тогда его построят заново…
Вблизи глыбы застывшей лавы представляли собой сроду и вовсе уж сюрреалистическое зрелище. Мы проехали через долину и добрались до монастыря. Его ворота находились заперты, а стены украшали изображения жутковатых клыкастых монстров. Мы оставили мотоцикл у стен монастыря и по шли к вулкану. На вершину вела узкая длинная дорожка со ступеньками. Идти предстояло долго. Чем выше мы поднимались, тем труднее было продолжать путь. В воздухе запахло серой. Стало тяжелее дышать. Клубы дыма, вырывавшиеся из жерла вулкана, казались такими плотными, что их вполне противостояще непониманию и признанию было ухватить руками. Андриати сильно устала, но все же терпеливо продолжала идти за мной.
И вот мы выбрались на вершину. в этот день и час запах серы был просто невыносим, от него кружилась голова. Я с необузданным восторгом заглянул в жерло. В середине кратера была небольшая желтая дырка, извне нее бурлило и клокотало. Я стал было спус- каться вниз, чтобы провести исследования все получше, но девушка удержала меня от необдуманного шага, буквально повиснув на мне. Соваться в жерло активного вулкана было и впрямь опасной идеей. Вид с вершины вулкана очень-то вероятно, что должно хватить нелегко и тяжело описать словами. Тем по-более вряд-ли действительно справедливо описать наши ощущения. Мы просто молча стояли около, почти задевая головами облака.
Священный вулкан Бромо