Репрессии, как одна из наиболее действенных и проверенных форм

Однако сотрудники ГПУ, менее склонные к риторике и морализированию, объясняли истоки этого явления тяжелейшим экономическим положением, которое «вызывало со стороны обманутых, обездоленных алтайцев ропот на свое положение». В их отчетах сообщалось, что «с начала 1923 г. и до настоящего времени (июль 1923 г.) в районе Челушмана едва ли найдется 200-300 человек жителей. В Кош-Агаче также минимальное количество скотоводческого населения, преимущественно алтайской национальности, потерявшего скот до 80%.

В районах Уймона, Кибзеня площадь пашни, скотоводство и число населения значительно уменьшилось, многие жители находятся в Монголии и Бийском уезде». В отчете ГПУ области за апрель-июль 1923 г. до сведения руководства доводилось, что национальный антагонизм в Улагане, Кош-Агаче и Уймоне выражается в следующем: «Советы и управления должны бьггь только в руках алтайцев, земельные и покосные участки и пастбища — только алтайцам, всех проживающих в этих районах русских выселить в другие райо'ны, таковая агитация находила отклик среди калмыцкого и теленгитского населения Алтая, но с изолированием агитирующих лиц... национальный антагонизм заглох» [8, л. 6].

Репрессии, как одна из наиболее действенных и проверенных форм «наведения должного порядка», конечно, работали на понижение числа открытых форм национальных выступлений алтайцев, но проблему в целом они решить не могли. Это понимали и в партийном руководстве области, и в ГПУ. С весны 1923 г. в области начали принимать меры к активизации пропагандистской работы среди коренных народов Алтая. В частности, с 1 по 5 мая 1923 г. в г. Улале (сегодня Горно-Алтайск) был проведен первый областной съезд Советов. Причем из отчета о его проведении следует, что «на съезде большинство делегатов присутствовали ойроты, калмыки, теленгиты, в большинстве не знавшие русский язык. Все речи переводились на алтайский язык» [10, л. 70-71].