Е. В. Тырышкина (с. Ново-Тырышкино)

В отличие от этнокультурной разницы, которая в современной алтайской деревне прослеживается в общении до сих пор, грань между старожилами и переселенцами как имущественными группами была более подвижной и прозрачной, допускала переход из одной группы в другую, однако на первом этапе обустройства, как правило, переселенцы пополняли бедные слои деревни.

Воспоминания очевидцев показывают, что в категорию бедняков и батраков крестьянские семьи на Алтае попадали в силу многих объективных обстоятельств (о некоторых из них сказано в главе 2), что противоречит утверждениям тех современных публицистов и прочих политически ангажированных авторов, которые сводят причины формирования группы «бедных» крестьян к субъективным факторам и называют батраков «лодырями» и «бездельниками». Устноисторические оценки очевидцев прошлой жизни отличаются отсутствием категоричности и имеют форму «рассуждений», «размышлений». Е. В. Тырышкина (с. Ново-Тырышкино), отзываясь об отношениях богатых и бедных в их деревне, рассуждала:«Жили разно: богато, бедно. Родители работали на богатых: сеять — хлеба нет; они за него работали все лето. Родителей нарасхват брали. Разные были богатые. один ляжет спать и пока ноги три раза в стороны не разъехались - отдыхает [значит, дает возможность отдыхать своим батракам]. А брат в работниках жил: „Мама, — говорит, — там столько работы! Все время заставляют работать, в воскресенье и то работу найдут!» Отрицательные эмоции в рассказах крестьян вызывала жадность зажиточных односельчан. Е. В. Тырышкина рассказывала: «На ветру много богатых было. Здесь Поповы были. Они жадны были: хлеб у них был, амбары, дома. Они плюшевые штаны в церковь оденут, а потом снимут и в холщовых ходят1. Вот так». Особенно порицалась жадность в отношении нищенствующих странников, просящих подаяние, или обедневших односельчан: «Подавали раньше нищим. Многие ходили: свои и чужие. Рождество особенно славили. Во всех домах их принимали. Грошевы богатые были. Один слепой старик, Денев, подошел к ним, постучался и зовет: „Афонюшка, дома ли?" А тот сам отвечает: „Нет его дома!" Жадный очень был. И не стыдно было? Старик-то его голос знал» (Е. Тырышкина).