Всякое

Наши бронетранспортеры остановились на опушке леса, перед самой передовой немцев под Ораде. Экипажи спешились и пошли вдоль опушки «прочесывать» лес. Мы с Михаилом сели в его транспортер поговорить, покурить, хоть немного побыть вместе. День был теплый, из леса тянуло прохладой И не воевать, а бродить бы и бродить по лесу. Михаил, как всегда, спокоен, бодр. И, как всегда, аккуратно одет, он любил аккуратность и чуть-чуть не по чину одежду: на нем была кожаная куртка, на шее бинокль. Левый глаз казался немного меньше правого, и поэтому он его почти всегда щурил.

Устные истории показывают, что коммунарское движение на Алтае было повсеместным, но не массовым. Большинство коммунарско-артельных сообществ создавалось путем выселения из старых деревень на новые места. Существование коммун и артелей было недолгим, только часть их переросла в постоянные населенные пункты, пройдя путь от коммуны (артели) до колхоза.

В 1922 г. начала издаваться газета «Алтайская кооперация». Ее издателем являлся Алтайский губернский союз кооперативов. Газета выходила раз в две недели, в количестве 800 экземпляров. В течение первых двух лет газета носила официальный характер, в ней публиковались в основном материалы губсоюза В начале октября 1923 г. президиум губсоюза принял решение реорганизовать издание в журнал «Алтайский кооператор». Кроме традиционных для кооперативных изданий отделов по общественно-кооперативным вопросам и хронике кооперативной жизни, журнал включал сельскохозяйственный и литературно-художественный отделы. Первый номер «Алтайского кооператора» вышел 15 октября 1923 г. [11, л. 16]. К сотрудничеству в журнале были привлечены известные публицисты, широко печатавшиеся в кооперативных и частных периодических изданиях 1917-1919 гг., - В. М. Петров, А. И. Шапошников, С. К. Хвощинский, П. А. Казанский, В. Е. Буторин и др. В литературно-художественном отделе публиковались не менее известные писатели и поэты - Г. М. Пушкарев, А. С. Пиотровский, А. Караваева и др.

Таким образом, с учетом сказанного можно сделать вывод, что особенности и характер изменений социализации в «послеколониальном обществе» связаны с развитием его социально-экономической структуры, с углублением культурной однородности.

Всем известно, что сегодня, в наше непростое время, впрочем, как и было всегда, основным источником существования человека является работа. Несомненно, для того, чтобы обеспечить себя и свою семью, люди должны работать и хорошо зарабатывать.

Я смотрел на этих, теперь уже битых и деморализованных вояк, на их жалкий, покорный вид и думал: наверное, закономерно, что жестокость в человеке всегда уживается рядом с раболепием, а доброта и человечность и в горе горды.

Нескончаемые вереницы этих гадов, а тогда я не мог смотреть на них иначе, убивавших и грабивших, пытавших и насиловавших, заживо хоронивших в землю и сжигавших на кострах детей и стариков, безжалостно уничтожавших культурные и исторические ценности, не знавших предела в надругательстве над человеком - все это отребье теперь походило на стадо покорных овец, плетущихся скопом на бойню.

В войну доярки выходят вечером коров доить, споют песню, а только потом под корову идут».

Д. П. Шмакова вспоминала: «Клуб был, потом, в войну, стали телят туды загонять... База сломалася, завалилася, и они в клуб... Клуб деревянный, хороший. Большой клуб, ну скота загоняли... Пошлют нас весной, мы вымоем, а отоплять было нечем, не отоплялся он зимой...

Поскольку количество верующих было достаточно большим, «снизу» инициировалось появление народных православных служителей из крестьян. Контент-анализ устных исторических источников показывает, что они выделялись из местных набожных людей.

Считается, что сибиряки в основном.являются выходцами из северных губерний европейской части России и соответственно принадлежат к северорусской этнокультурной группе. В сибирских условиях характерные черты их материальной и духовной культуры практически не подверглись изменениям, так как природно-климатические условия здесь сходны с условиями мест исхода.

Затем, учитывая хорошие выпаса и места под сенокос, построили ферму крупного рогатого скота, соорудили по последнему слову техники арочные дворы.

Отсутствие оплаты колхозного труда, налоги на приусадебное хозяйство и регулярные реквизиции продовольствия в действующую армию приводили к голоду в деревне. Все информанты приводили истории о голоде. Вот одно из типичных воспоминаний: «С 41-го по 45-й вообще на траве жили. Вот мать сварит картошку... а она как клей. Суп вот варили с медунок... А потом вот идут почки, шкиры.

Представить сейчас жизнь без электричества практически невозможно. При отключении света жизнь практически останавливается.

После взятия Вены мы вновь вступили на землю Чехословакии. Первый раз, если помнит читатель, это было в 1944 году, когда мы неудачно пытались овладеть городом Левице. И в первый раз под Левице, и особенно сейчас, когда мы почувствовали, что вступаем на землю чехов и словаков капитально, какое-то особое чувство рождалось в наших молодых душах.

Переселение крестьян привело к уменьшению численности трудоспособного населения, так как значительная часть переселенцев не желала оседать в предложенных селах. Они стремились уехать в города, поселки городского типа. С территории Алтайского района много крестьян уехало в Кузбасс с его развитой промышленной базой на заработки.

Одной из основных задач советской власти являлось обеспечение промышленности сельскохозяйственным сырьем, а растущего промышленного населения — продуктами питания. В поселенческой системе Алтайского края появились новые населенные пункты, связанные с закупкой сельскохозяйственного сырья, созданные республиканскими центрами сельскохозяйственной кооперации — всесоюзными контрами «Закупскот», «Закупзерно», «Кожсдача» и др. с центральными конторами в Москве.

Вместе с тем последующий жизненный опыт и обработка сознания наложили отпечаток на рассуждения многих сибирских информантов. Проявляется это в характере повествования. Рисуя образы кулаков, рассказчики как бы пытаются доказать, что конкретный раскулаченный крестьянин не был кулаком (т. е. врагом общества) и то, за что его раскулачили, на самом деле не являлось преступлением (эксплуатацией).

А в других селах, используя навыки кустарей, создавали промартели по производству ширпотреба (товаров широкого потребления), в которых гнули дуги, делали кадушки, «ведрушки», гнали пихтовое масло.

Иду в больницу, а навстречу управляющий едет: „Куда нарядилась? Воспаление хитрости у тебя, да?"... В больнице справку на три дня дали. В войну больше не давали... Хину пила от малярии... Еле потом отходилась...». Жизнь рядовых колхозниц зависела от личных качеств бригадиров и председателей колхозов. Некоторые из руководителей давали послабления в праздники.

Это дало повод недоброжелателям устрояющейся обители требовать через суд от Алтайской духовной миссии сноса (!) всех построек на Святом ключе и взыскания значительной суммы - 10 тыс. руб. - за «неправомерное владение и пользование названным участком земли» размером около 10 десятин в течение 5 лет (с 1911 по 1915 гг.) [46, л. 209 об.].

Выявление неформальных механизмов взаимоотношения общества и власти с использованием устных источников требует от историка учета определенной логики социального массового и индивидуального поведения сельского населения. Для жителей деревни реализация управленческих решений вследствие кулуарности в принятии судьбоносных решений в советское время ассоциировалась прежде всего с местными исполнителями.

Самостоятельная ментально-культурная модель отразилась в устных рассказах участников переселения на Алтай из Европейской России конца XIX — начала XX в. Крестьяне из этнографических групп переселенцев по-другому интерпретируют историю сел, в образовании или развитии которых участвовали их предки. Переселенческая интерпретация имеет под собой иной жизненный опыт, нежели старожильческий, он приобретен в ходе организованных правительством России массовых переселений в Сибирь.

Было бы опрометчиво утверждать, что в крестьянской среде отсутствовало как активное, так и пассивное сопротивление коллективизации и раскулачиванию. Сопротивление было. Так, по данным ОГПУ по Западно-Сибирскому краю за 1939 г., из 1 642 антиколхозных выступлений 742 приходится на террористические акты против колхозного актива, 399 случаев - на поломку машин, 347 - на поджоги колхозного имущества, 154 - на отравление скота [12, с. 239]. Однако, во-первых, эти факты по своим масштабам несопоставимы с тем организованным террором, который был осуществлен по отношению к деревне. Во-вторых, следует обратиться к материалам следственных дел для того, чтобы понять, что же все-таки чаще всего реально стояло за такими обвинениями, как «террористический акт против колхозного актива» или «поломка машин».

Провозглашенная В. И. Лениным «культурная революция» не смогла сломать традиционный деревенский уклад жизни. Изменить общественный строй оказалось легче, чем традиционный уклад жизни. В 1920-е гг. «новые культурные веяния» и старые традиции сталкивались в повседневной жизни особенно ярко.

Многочисленные источники, рассказывающие о повседневной жизни крестьян, из-за политической конъюнктуры долгое время оставались неизученными. Отраженные в источниках типичные эпизоды повседневной жизни позволяют остановиться на ряде ключевых проблем социальной жизни западносибирской деревни в 1920-х гг.

Посланец Гюряты Роговича, со слов югры, поведал о «дивном чуде», третий год наблюдаемом в северных краях: «И в горах тех кличь велик и говор, и секут гору, хотяще высечися; и в горе той просечено оконце мало, и туда молвят, и есть не разумети языку их, но кажють на железо, и помавають рукою, просяще железа; и аще кто дасть им ножь ли, ли секиру, и они дають скорою противу»

Основная масса населения переселилась в пос. Мариуполь в течение 1913 г. К 1916 г. в поселении проживало 176 душ обоего пола (31 хозяйство), из которых 48% составляли мужчины [9]. Незначительное численное преобладание женщин было типичным для немецкой деревни. Например, еще в конце 1880-х гг. в немецких поселениях Причерноморья мужчины составляли примерно 47-48% населения [10]. Подобная схема не была исключительной. Преобладание женщин над мужчинами наблюдалось в тех хозяйствах, в которых мужчины отсутствовали по причине мобилизации в армию либо вспомогательные воинские команды. Немцы по-прежнему продолжали жить большими семьями, о чем свидетельствует анализ семейных связей.

Подводя итог первому этапу преобразований системы управления промышленностью края, начатых в 1957 г., нельзя не отметить и позитивных моментов. Из-за перемещения основной нагрузки в управлении производством из центра на места у руководителей края стал накапливаться ценный опыт в принятии самостоятельных решений без вмешательства центральных органов.